Леля осторожно ступала по росе, придерживая юбку, края которой потемнели от влаги. Павел шел вперед тяжело, размеренно, прихрамывая на больную ногу и ощупывая путь длинной сучковатой веткой. Поначалу его раздражало, что девушка увязалась следом, но она заверила, что бывала в этих краях и видела, каким путем ходил Захарий.
«Увидишь экскаватор пустой, дальше шлагбаум и железная дорогая заросшая…» – вспомнились слова Кирюхи.
Где он сейчас? Еще спит или, как и обещал, спозаранку пошел за раками? Павел понял, что скучает без общества этого пронырливого парня, а девушка, по-кошачьи неслышно ступающая следом, вызывала тревогу. Она казалась слишком тихой, слишком покорной, дрожащей, как те городские собачки, которых носят за пазухой. Но кто-то внутри Павла – Андрей? – уверял, что первое впечатление обманчиво.
– Далеко идти? – спросил он, замедляя шаг и жадно ловя движение ее губ. Влажная тишина не была полной, колыхалась в воздухе, как пар, и вместе с паром лениво поднималась вверх. Слова девушки доносились приглушенно и словно бы издалека, но все-таки Павел слышал.
– Нет, – мотнула головой Леля, и пружинки волос, напитанные утренней влагой, тяжело подпрыгнули. – Захар паралитик, далеко бы не ушел.
– Один бы не ушел. А с Черным Игуменом…
Губы Лели дернулись, складываясь в полуулыбку.
– Так он и позволил бы необученному колдуну за собой следить.
– Но ведь ты следила?
– Я только до шлагбаума дошла, – ответила Леля и моргнула ресницами, на которые налип черный комочек мошки. Скоро солнце припечет в полную силу, и тучи насекомых поднимутся над парной землей и стоячими болотами. Павел в который раз пожалел, что не взял с собой репеллент, зато в кармане лежала запасная сигаретная пачка, в случае чего, будет спасаться дымом.
– А за шлагбаумом что? – спросил он, хотя и так знал ответ.
Там была заброшенная железная дорога, ведущая к Новоплисской колонии, где заключенные начали сходить с ума, а бараки сравняли бульдозерами, оставив одну только плешь, названную в народе Лешачьей.
Проклятое место.
Место, где говорят духи.
Какое-то время они молчали, продираясь сквозь траву, после дождя быстро идущую в рост. Павел не знал, выбрались они уже на дорогу или заблудились окончательно, в редкой зелени горели оранжевые пятна купальниц, палка проваливалась в мышиные норы, на трухлявом пеньке показался бурундук: вытянувшись в столбик, зверек тревожно нюхал воздух и юркнул в сторону, как только люди подошли ближе. Где-то взвилась воронья семья, стряхнув с еловых веток росу и хвою. Облака таяли в прозрачной голубизне, солнце жарило все увереннее. День обещал быть душным.
Павла тронули за плечо.
Он повернулся, вопросительно подняв брови. Леля указала рукой вбок, и Павел едва не выругался с досады. Как мог пропустить? Задумался и чуть не прошел мимо первого ориентира – пустого экскаватора, из ржавой кабины которого проглядывала поросль. Рядом чернела сгоревшая береза.
– Молния, – сказала Леля. – Здесь часто бывает.
И пошла, высоко задирая ноги, оставляя в папоротнике расходящуюся рябь. Павел двинулся следом.
Желтая стрела экскаватора торчала к земле под углом, рукоять свисала так, что ковш упирался зубцами в землю, и со стороны машина походила на однорукого великана с когтистой лапой. Павлу вспомнилось, как он бежал по стройке от осатаневших фанатиков, перепрыгивая арматуру и прижимая к груди фотоаппарат. Потом вспомнил, как в детстве лазил по стройке с братом. Андрей бесстрашно бегал по бетонным перекрытиям и прыгал с балки на балку, поддразнивая Павла и обидно называя того девчонкой. Пытаясь повторить подвиг брата, Павел неудачно упал и сломал ногу. То лето оказалось самым душным и скучным в его жизни, зато Андрей дразниться перестал и в знак братской солидарности таскал сладости, чтобы Павлу было не так обидно лежать в больнице.
Леля снова тронула его плечо и заглянула в глаза тревожным зеленым взглядом.
– В порядке? – прочитал Павел по губам. Над ухом слишком резко зазвенела мошкара. Павел отмахнулся и вместо ответа спросил:
– Это осталось после сноса бараков?
– Наверное, – ответила Леля, задумчиво поглаживая ржавую стрелу. Краска желтыми струпьями оставалась на ее ладони. – Местные сюда ходить боятся.
– А ты?
Леля усмехнулась и вытерла ладонь о юбку.
– С тобой не боюсь, – сказала она, поднырнула под стрелу и пошла дальше, легко и беззаботно, раздвигая зеленое море папоротника. Павел задержался, достал фотоаппарат и сделал несколько снимков с разных ракурсов: на всех Лелина фигура выглядела невесомой, призрачно-белой.
Железная дорога оказалась прямо за экскаватором: рельсы пролегали параллельно тропе – вывороченные шпалы бугрились под зеленым полотном, кое-где пробивались бурые плеши глины. Когда-то здесь был переезд, и дорогу пересекал полосатый шлагбаум. На всякий случай Павел сфотографировал и его. Леля обернулась и нахмурилась.
– Не надо, – громко сказала она так, чтобы Павел наверняка услышал.
– Что не надо? – спросил он, пряча фотоаппарат и подтягивая лямки рюкзака.
– Фотографий не надо. Слово не любит технику. Неживая она.
– Ты тоже в Слово веришь?
Леля неуверенно кивнула.
– Поэтому и пошла со мной? – продолжил Павел. – Хочешь его найти?
– А ты? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Я хочу узнать, кто убил Захария.
– Узнаешь, – ответила Леля и в один прыжок перемахнула через заграждение.
– Ты видела кого-то в доме? – спросил Павел, неуклюже шагнул следом и остановился возле шлагбаума. На солнце набежало облачко, будто по ту сторону ограды кто-то разом выплеснул ведро серой акварели.
– Видела, – сказала девушка, улыбаясь темными глазами.
– Кого? – бросило в жар, и Павел обеими руками вцепился в окрашенное дерево. Из-под пальцев полезли ломкие хлопья краски.
– Тебя видела, – сказала Леля, отступая все дальше в тень. – А еще Маланью…
Конечно, женщина, которая прибирала в доме у старца, и которую первой увидел Павел в то роковое утро. Могла ли убить женщина? Возможно, могла. С паралитиком справиться много силы не надо.
– Не только ее, – продолжила Леля. – Еще Акулина в избе лежала, хворала. Ей от Слова легче становилось, вот у Захария и ночевала. За ней дважды Черных приходил, но с пустыми руками ушел. Потом жена его, Ульяна, возле дома крутилась.
Павел перелез через шлагбаум и спрыгнул на шпалы. Что-то потянуло за свитер.
«Червы! Не ходи!» – подтолкнула память.
«Иди», – шепнул в голову Андрей.
Павел стиснул зубы и обернулся: свитер зацепился за торчащую щепу. Выругавшись, Павел отцепил одежду и с досадой заметил, как между выдранными нитками расползается дыра.
