– Быстрей! Где? – Леля потянула рюкзак, вызвав острую боль в ушибленном камнем плече.
– В правом… кармане, – вытолкнул Павел непослушным языком, стряхнул рюкзак и принялся сам расстегивать карманы.
Дзеньк! Дзеньк! Дзе-еньк!
Что-то приближалось. Что-то шло навстречу, медленно, но неотвратимо, распространяя удушливую вонь. Краем глаза Павел увидел, как Леля вытащила пакетик. Надорвала его, даже не пытаясь развязать узел. Белая крупа рассыпалась под ноги, легла неровным полукругом. Губы девушки шевелились, но Павел не мог разобрать ни слова, зато ощущал кожей, как земля слегка вздрагивает от чужих шагов.
А еще дыхание… Хриплое дыхание зверя, привыкшего питаться сырой рыбой и падалью.
На какой-то миг показалось, что мир потемнел, но это всего лишь исполинская фигура вышла из-за поворота и остановилась, заслонив солнце. Присмотревшись, Павел понял, что странная треугольная голова – всего лишь капюшон дождевика, надвинутый так низко, что лица существа вовсе не было видно, зато хорошо ощущалось гнилостное дыхание и сипы, исходящие из его груди. Леля всхлипнула и прижалась к Павлу, тот взял ее за руку и почувствовал, как холодны ее пальцы.
«Не смотри на него, – шепнул Андрей, а может подсознание или инстинкт самосохранения. – И не двигайся».
Чудовище шагнуло вперед, покачиваясь из стороны в сторону, как кобра на хвосте, и Павел вдруг вспомнил, где однажды видел его.
Совсем недавно, в редакции! Босого человека, пришедшего с улицы и крикнувшего прямо в лицо Павлу: «В тебе червь сидит! Вижу, в тебе!»
Только этот был раза в два выше, а под дождевиком бугрились пульсирующие наросты, от одного взгляда на которые Павла замутило, и он поспешно отвернулся, заметив лишь, как блеснула на солнце сталь.
Дзеньк, дзеньк!
Чудище деловито застучало по стыкам, вот только лупило оно не молотком, а штыковой лопатой, с ржавого бока которой осыпались крупные комья земли.
– Чер-вы-ы… – прохрипело существо, гулко и утробно, словно ветер дунул в полую кость.
Пальцы Лели оплели руку так сильно, что Павел от напряжения стиснул зубы. Откуда у хрупкой девушки столько силы? Она тоже не глядела на чудовище, из-под склеенных ресниц бежали слезы или пот – Павел не мог разобрать. Он сам покрылся испариной, словно защитной пленкой, во рту появился кисловатый привкус.
– Чую… черви… тут, – проурчало чудовище, и Павел вдруг понял, что кроме этого низкого голоса нет больше никаких звуков. Не шелестела от ветра листва, не кричали птицы, не жужжали насекомые. Лес умер и окостенел – иссохшая мумия, пугающая подделка под жизнь. И существо было таким же – чужим и мертвым.
Оно качнулось, как манекен. Шлеп, шлеп! Черные лапищи, все в грязи и струпьях, прошлепали по шпалам и остановились, отделяемые от Павла расстоянием в каких-то десять шагов, да еще и полукружьем соли, рассыпанной у самых ботинок. Существо принюхивалось, дыша звериной вонью, и желудок Павла спазматически сжался. Его сознание снова разделилось на части, и разум убеждал:
«Это галлюцинация. Никаких монстров тут нет. Ты не видел их на заброшенной стройке, где собирались сатанисты. Ты не видел призрака купца Смородина в Тарусской библиотеке. Никого не видишь и теперь».
Но кто-то другой, чей ядовитый якорь прочно засел в голове у Павла, шептал:
«И все-таки есть. Однажды он нашел тебя по запаху, и теперь поджидает здесь. Путевой обходчик, следящий за дорогой из мира живых в мир мертвых. В место, где говорят духи…»
Встретив его, нужно молчать и не двигаться. И ни в коем случае не смотреть под капюшон, где, наверное, и лица никакого нет, а только гнилое, изъеденное червями мясо.
Чудовище вдруг забеспокоилось. Вздернув голову, усиленно потянуло носом, издавая свистящие звуки, сухой воздух всколыхнулся, принеся едва уловимый запах копоти. Продолжая принюхиваться, существо прошло мимо, грузно шлепая по шпалам и оставляя в земле длинные и глубокие борозды.
Павел глянул на Лелю. Она быстро дышала, слегка приоткрыв губы. Павел ткнул себя в грудь и указал в сторону, откуда пришло существо: «Надо уходить!»
Леля упрямо затрясла головой. Павел ощутил размеренную дрожь земли, теплый ветер, дующий в спину. Он уже понял, что это значит.
«Поезд!» – показал он на пальцах, но девушка не понимала азбуки глухонемых и снова качнула головой. Существо стояло позади, все так же ворочая неповоротливой башкой и нюхая пыльный, напитанный гарью воздух. Павел не смотрел на него, а смотрел на рельсы, где крутился и подпрыгивал в креплении на стыке ржавый болт. Зубы залязгали от страха. Инстинкт самосохранения взвыл и заметался, запертый в клетке ребер, сердце колотилось, как сумасшедшее.
– Бе-жим! – в панике закричал Павел и вышагнул из круга, слово рассыпалось на сухие песчинки.
Тогда чудовище обернулось.
Сначала он увидел, как небо располовинил острый край штыка. И вслед за этим рев чудовища и паровозный гудок слились в один сплошной вой. Тишина лопнула, швырнула в лицо Павла горсть сухой пыли.
– Бежим! – закричал кто-то.
Последнее, что видел Павел – это надвигающуюся тень локомотива. Потом перед глазами замелькали шпалы. Лес огромными прыжками понесся назад, земля сотрясалась под ногами, в ушах стоял гул и вой. Инстинкт выживания, наплевав на острую боль в лодыжке, подхлестывал в спину, тянул на насыпь, густо поросшую папоротниками. Вильнуть туда, укрыться в траве, пока состав не пронесется мимо, но Леля поняла замысел Павла и крепко вцепилась в ушибленное плечо:
– Не сходи с дороги! Только не сходи с дороги! И не оборачивайся!
Она завязала на узел платок и швырнула в зеленую гущу леса. Длинные алые языки развернулись, лизнули воздух и жадно вцепились в материю, разрывая ее на куски. Тогда Павел зажмурился и поднажал.
Сзади ревел локомотив, колеса погромыхивали на стыках. Удушливый дым заволакивал небо, где все так же висело белое, точно приклеенное солнце. Пот заливал лицо, остро блестящие рельсы кромсали глазные яблоки до тех пор, пока мир не рассыпался на тысячу фрагментов, на тысячу шпал, на тысячу звуков топочущих ног. Только бы не споткнуться! Не потерять силы! Дорога изгибалась дугой, за новым поворотом Павел заметил очередную фанерную табличку с выцарапанной надписью: «Корм для рыб ЗДЕСЬ!», и не успел удивиться.
Дорога кончилась.
Только что была тут и вдруг исчезла, зарывшись блестящим носом в заросли папоротника, а впереди возвышались ворота, наглухо заблокировавшие путь. Дальше прохода не было.
Павел гневно вскрикнул и обернулся.
Чудовище все это время преследовало его. Дождевик лоснился на солнце и раздувался, как жабьи бока. Под капюшоном по-прежнему не было видно лица, но на грудь текло и текло что-то вязкое и блестящее. Слюна?
Штыковая лопата вновь блеснула отточенным краем. Павел толкнул Лелю в сторону и сам вскинул руки.
