— А теперь чего? — вздохнула я, мысленно выдав себе подзатыльник. Конечно, наглецов, что приходили на псарню поорать оскорбления, я бы и еще раз кобелюками шугнула, но ведь были и другие. А я, напуганная столь резкими переменами в судьбе и неизвестным будущим, растопырилась иголками, как та ехидна. Нет бы присмотреться к народу, попробовать контакты наладить… Слава сказкам! Само оно как-то вышло, благодаря им.
— А теперь вот все увидели — ниче ты девка, не занозишься, ежели к тебе по-людски, — вдруг басом сказали от двери, которая находилась у нас за спиной. Я резко обернулась…
Часть 2
В дверях обнаружился дюжий конюх, дядька лет сорока, который пару раз мелькал недалеко от псарни, но никогда не подходил и не пытался со мной заговорить. Правда, я видела, как он морщился, слушая визгливые сентенции старшей прачки — вот уж кто все никак не мог сладить с желанием поорать про мою шлюхину натуру, хотя раз за разом была вынуждена с воплем удирать от свирепо кидавшейся на ограду Найды.
— Если с людьми по-людски, так они обычно тем же отвечают, — со вздохом согласилась я и улыбнулась. — Вы что-то хотели, господин Шуссерин?
— Да какой я тебе господин, Шусс я, да и все. Я-тко вот… спросить пришел, — конюх степенно прошел к столу, за которым мы работали, и аккуратно выложил на него серое, довольно замурзанное нечто. Войлочное. Дырявое.
— Такое дело… потники да вальтрапы эти наш управляющий с юга получает, с оркских земель. И стоят они дорого. Понятное дело, господа что поновее приказывают брать, когда для них седлаешь, а эти чего ж? И не выкинуть — господин Бросселин голову снимет, коли последней соломинки не досчитается, и в дело не пустить… хоть бы и лакейским лошадкам. Сможешь чего-нить придумать, девонька?
Я задумчиво пощупала истончившиеся края дыры. Нахмурилась.
— Тут ведь, девонька, дело-то такое, — Шусс тоже провел огрубевшим от мозолей, но чистым пальцем по рваному краю. — Заплатку не поставишь и шов не сделаешь, оно ведь под седлом, вмиг животине спину до крови изотрет. Ты это… померкуй, которые еще годны подлатать, а ежели нет — так, может, еще на что полезное пустишь, и себе чего-нить выкроишь.
— Ничего не буду обещать, Шусс, но попробую, — кивнула я. — Мне самой интересно.
Конюх ушел обнадеженный, а мы с девчонками еще почти два часа возились вокруг стола и болтали. Сколько же я всего нового узнала, кроме обычных кухонных сплетен! Да и сплетни, если их внимательно выслушать и хорошо обдумать, тоже могут дать пищу для размышлений.
Удачно, что эти две трескотуши больше любили говорить, чем слушать, и моих коротких одобрительных хмыков, восторженных ахов и удивленных охов им вполне хватало для того, чтобы считать беседу приятной и содержательной.
Вот так все потихоньку начало налаживаться. Я даже Никитке нашла компанию — двух девочек-близняшек чуть помладше него, веселых, шебутных и отчаянно добродушных. И что существенно — чистых.
Точнее, такими чистенькими они стали не без моего участия. Мама их — совсем девчушка, едва шестнадцать ей было, ну никак не больше. Выдали девчонку из деревни замуж за герцогского солдата, а тот поселил жену в каморку при кухне, заделал детей и свалил куда-то с посольством. Точнее, он, может, и не рвался никуда от молодой жены и теплой кухни, но кто солдата спрашивает…
Мурилла (ох, вот где родители с именем-то угадали!) оказалась очень тихой, спокойной, доброй и услужливой девочкой. И, естественно, кухонное бабье царство ее почти мгновенно заклевало. Спихнули на дурочку всю самую черную работу, ей и с детками понянчиться некогда было — так и таскались за материным подолом из одного самого грязного угла в другой. И вечно получали то тычок, то щипок от тех, у кого невольно путались под ногами.
Я пару раз посмотрела на это со стороны, поняла, что сама Мурилла никак за себя и за детей не заступается, и…
Нет, воевать с бабами было бы неправильно. Только-только меня стали понемногу принимать… хотя себя я в обиду все равно не давала, и это все уже усвоили. Шипение в спину притихло, но не исчезло совсем.
И в одно прекрасное утро я набралась наглости и попросила у метрессы Кунегорды — старшей кастелянши — еще одну помощницу в валяльню. Поскольку конюх Шусс вовсю расхваливал мое искусство и хвастался отремонтированными потниками, а в войлочные чувяки, сооруженные из обрезков и подшитые обрезками же кожи, обулась уже чуть ли не треть дворни, включая меня саму (единственные сапоги надо беречь!), просьба моя была благосклонно выслушана.
И к неудовольствию самых склочных кухонных баб-поломоек — эту непрестижную и малооплачиваемую работу обычно поручали закоренелым неумехам да распустехам — они лишились безотказной дуры, на которую можно было спихнуть самую противную часть своих обязанностей.
Это, конечно, породило новый виток шипения в спину, да только кто б их слушал. У меня как-то сама собой завелась репутация умной, воспитанной, достаточно скромной и не заносчивой, но в то же время способной дать отпор женщины… и появились если не друзья — то приятели и просто дружелюбно настроенные знакомые среди прислуги.
А Мосси и Квасси (господи, а я еще жалела соседскую девчонку, которую полоумные родители назвали Пенелопой… при фамилии Кусько) были решительно усажены в корыто и отмыты до скрипа в тот же день, когда их робкая и немного испуганная мамочка переступила порог комнаты, выделенной нам под работу с войлоком.
На все мои команды она только хлопала ресницами и мелко кивала, ну я и развернулась.
И волосы близняшкам остригла почти под ноль, истребив тем самым незаконных мигрантов-паразитов. Кстати, от греха и чтобы девчушкам не было обидно, я и вертевшегося тут же Никитоса подвергла этой процедуре, попутно объясняя в ужасе застывшим помощницам пользу гигиены. Сошло за эльфийские секреты, которые я якобы разузнала, будучи… где-то там.
Эльфийский след разом решил все сомнения и даже вызвал немного нездоровый энтузиазм. Оказывается, эльфы тут — законодатели мод. Причем даром никому ничего не показывают и не подсказывают, их «секреты красоты и здоровья» стоят порядочных денег. Кстати, людей они считают грязными обезьянами и не скрывают этого. Ну… с гигиеной тут действительно все грустно.
Мой авторитет мгновенно вознесся на недосягаемую высоту, девчонки готовы были смотреть мне в рот и, пожелай я, без раздумий уселись бы попами на муравейник — если оно для красоты! Уже второй раз с момента попадания эльфийская легенда пошла мне на пользу — иначе черта лысого они стали бы меня слушать.
Я мысленно потерла лапки — надоело изо дня в день нюхать запах немытого тела и потных подмышек… так что к вечеру мы дружно выскоблили самый большой чан, в котором замачивали шерсть, натаскали воды, щелока, растопили печь, заварили собранную девчатами за конюшней крапиву и приступили к священнодействию…
Ну что сказать… результат превзошел все мои ожидания. И ожидания девчонок, вот что главное. Вымытые, причесанные, переодетые в чистое, они вертелись перед кадушкой с водой, по очереди заглядывали в нее и время от времени с восторгом нюхали друг друга, уверяя, что такими благовониями пахнут только знатные дамы.
