— Это заметно, — проворчал змей. — Непослушная девчонка, всегда спорит и настаивает на своем!
— Ну ты же взрослый, — черт, приходится прикладывать немало сил, чтобы не рассмеяться. — Умный мужчина. Найдешь способ сладить с ребенком, Катюшка у меня, конечно, упрямая, но если с ней по-хорошему… А подрастет — тогда уже разберетесь, кто у вас в семье самое большое змейство.
Зять понимающе хмыкнул и ушел чистить «стойла», а я расслабленно тискала едва слышно вздыхающего пса и отдыхала душой. Понимала, что эта идиллия ненадолго, что совсем скоро в эту мирную картинку ворвутся эльфы, маги, тревоги и прочие пакости. Но пока… я хочу просто отдохнуть. Иначе, боюсь, следующий удар судьбы меня сломает.
— Натаэль! Подойди сюда! — а вот и «пакость» не заставила себя ждать.
Да, служители побоялись лезть в загон к шархушам, а вот самый главный эльф вошел как к себе домой. То есть, конечно, это и так его дом, а мы тут все квартиранты, но…
Я шикнула на Найду и смелого, но глупого Мужика — не хватало еще, чтобы покусанный ушастый господин затеял магические репрессии. Вздохнула, кинула выразительный взгляд на змеезятя и пошла куда зовут.
— Ну что за детские хитрости, — насмешливо выговаривал мне сволочуга, пока вел к дому. — Неужели ты всерьез рассчитывала, что второй раз сможешь провернуть один и тот же трюк? Я был более высокого мнения о твоей сообразительности.
Да подавись ты! Вместе с твоими вроде бы ненавязчивыми прикосновениями и таким хозяйским взглядом. Плевать мне, что ты там думал, а вот то, что трюк не прошел — действительно жалко.
Я еще раз оглянулась, прежде чем выйти за ограду псарни. Дочь смотрела вслед с тревогой и злостью, сжимая кулаки. Найда встопорщила шерсть на загривке, и мне даже отсюда был слышен тихий злобный полухрип-полурык. Но умная собака слушалась команды и оставалась на месте, тем самым удерживая напрягшихся самцов. Зять отложил лопату и подошел к Катюшке, забрал у нее из рук сразу обоих малышей. Вот он смотрел нам вслед напряженно, внимательно, но без злости.
Я встретилась с ним глазами. Да… да, я доверяю их тебе. Что бы ни случилось, пожалуйста, позаботься о них…
И он кивнул. Он понял.
- Можно подумать, я собираюсь тебя съесть или принести в жертву, — недовольно фыркнули у меня над ухом. Пушистый локон скользнул по щеке, когда этот поганец наклонился, почти касаясь губами моего уха. — Ты станешь личным вассалом высшего, не рабыней, не наложницей, а…
— Более ценной собственностью, — резюмировала я, разворачиваясь и встряхиваясь. — Разница невелика.
— Это только от тебя зависит, — мурлыкнул эльф и резко сменил тон: — Иди за мной. Живо.
Двор, лестница, холл действительно промелькнули мимо с какой-то ненормальной быстротой. Я только успела поймать спиной странное ощущение направленного четко между лопаток жгучего от ненависти взгляда. Стараясь не отставать от стремительно шагающего «сюзерена», я незаметно оглянулась. Ага… эльфийская грымза провожала меня злющими глазами, прячась за одну из шелковых занавесок, в обилии драпировавших холл. Злющими и завистливыми… вот дура! Да я бы чего только не отдала, чтобы поменяться с ней местами!
Увы. Уже знакомая комната, архаичные факелы по углам пентаграммы, сексодром в полной боевой готовности. И мне даже про «раздевайся» не скомандовали — нетерпеливый рабовладелец с порога сам взялся меня разоблачать. Да чтоб тебя… опомниться не успела, как оказалась голая — белье он просто порвал к чертям собачьим, причем как-то так, что я и пискнуть не успела.
Часть 16
Какой непривычный, странный, но приятный запах… впрочем, я зря засмотрелась на тонкую, извивающуюся, как восточная танцовщица, струйку дыма над бронзовой курительницей. Миг — и спину ласкает чья-то пушистая шкура, брошенная поверх постели. Горячие нетерпеливые ладони прошлись по моему телу снизу вверх и обратно, уверенно, властно, и… знаете что? Если насилия все равно не избежать, я расслаблюсь и получу удовольствие, только внутренних разрывов, травм и синяков мне не хватало! А моральные терзания оставим тем, кто имеет выбор. И я твердо знаю, что ни дети, ни муж меня не осудят… я в это верю.
Да, противно, да, гадко… и собственное бессилие бесит до мурашек в глазах. Но я усилием воли заставила себя дышать глубоко и размеренно, как мантру повторяя про себя: «Это всего лишь тело… это ничего не значит… я иду на это осознанно… я знаю, что делаю!»
То ли медитация помогла, то ли я излишне надышалась этими странными курениями, но как только я расслабилась и сознательно постаралась отключить панику, тело словно взорвалось ощущениями.
И я не стала сопротивляться странно-огненной волне, затопившей меня вслед за движением его рук. Не знаю, магию ли он применил, или просто, подлец, оказался таким хорошим любовником и знал, как заставить любую умирать от желания, но полыхнуло, что называется, с пол-оборота. Сначала я просто удивилась и, признаться, снова испугалась. Это… на меня не похоже… и даже с Лешкой… нет, было иначе! А сейчас я словно живу отдельно от собственного тела. И приходится закусывать губу, чтобы не стонать — вот назло маме отморожу уши, в смысле — назло эльфийской роже буду сопротивляться хоть в этом. Пока смогу!
Светло-серые глаза, словно затянутые серебристой паутиной, заслонили все, и в них явственно бился азарт и… усмешка. Разгадал, гад!
В следующую секунду я не сдержалась и вскрикнула, ощутив горячие пальцы между ног. И чего в этом крике было больше — протеста или уже животного желания? Мысли путались.
— Чистая и сильная, как эльфийка, и горячая, как человечка, — жаркий шепот в самое ухо заставил меня снова застонать и выгнуться навстречу. — Ты думаешь, зря мы, эльфы, так часто берем в наложницы девушек вашей расы? Пока вы юны и совершенны почти как высшие, но горите так ярко и так непохоже на холодный огонь, что питает наши души… жаль, что ваша красота сгорает в этом пламени непростительно быстро… но ты… ты уже не человек, женщина с душой другого мира и магией этого. Твое совершенство будет греть меня долго… очень долго!
Он резко оторвался от меня, и теперь я застонала от разочарования. Тело извивалось и льнуло к его рукам, оно хотело… «Наташа» ушла куда-то в затянутую пахучим дымком даль, а то, что осталось… уже не помнило ничего, кроме этих рук и глаз.
— Сначала обряд, моя дикая звездочка, — как-то незнакомо и хищно усмехнулся эльф, расстегивая камзол и стаскивая рубашку. Текучий танец хорошо развитых мышц, и весь такой гладкий, почти белоснежный, до перламутра в свете факелов, но не как статуя, а… чувственный, живой. Олицетворение соблазна и разврата… и отголоском из темноты — боль и горькое бессилие. Это не я… это не мои чувства…
Эльф остался в одних черных облегающих штанах, и, черт возьми, это выглядело неприличнее, чем если бы мужчина разделся совсем. Он медленно обошел кровать, с легкой насмешкой и в то же время напряженно наблюдая, как я слежу за ним одними глазами, словно боясь даже на секунду оторвать взгляд. Остановился у изголовья. В его руках неведомым образом вдруг оказался кинжал с волнистым черным лезвием и капелька янтаря на тонкой золотой цепочке.
