Мои стражи молча развернулись и пропали за ближайшим выпуклым боком соседнего дома. Орки вообще немногословный народ, как я погляжу.
Шагнув через порог, я дождалась, пока там, за спиной лязгнет что-то вроде засова, отрезая нас от чужого мира. Рвано выдохнула и обернулась.
— Наташа?
И все… я не выдержала и с тихим вскриком, почти стоном упала в руки мужа.
Когда тишина беспамятства рассеялась, я почувствовала, что меня очень бережно держат сильные теплые руки, и через секунду, еще не открывая глаз, я поняла — знакомые, родные!
— Лешка, Лешенька, — слезы градом хлынули из под плотно сжатых ресниц, я боялась, боялась открыть глаза, а вдруг это неправда, вдруг сон, вдруг…
— Не плачь, Кнопка, — чужой тембр уже не мешал мне слышать родные нотки в этом твердом и все равно чуть задыхающемся от эмоций голосе. — Ты же у меня сильная.
— Лешка-а-а! — Я распахнула глаза и, повиснув у мужа на шее, зарыдала в голос.
Он стиснул меня так крепко, словно нас могли разлучить вот сию секунду, вырвать меня у него из рук и унести неведомой силой в пустоту. Собственно, так уже однажды случилось… ведь это я знала и верила, что он жив. Я нашла детей. А Лешка… бедный мой, родной, любимый, такой сильный… как он выдержал все это время, как не сошел с ума от боли, от невыносимой потери?
Сама не поняла, в какой момент начала лихорадочно целовать его руки, лицо, короткими, словно испуганными касаниями, просто чтобы почувствовать, выразить, чтобы… а потом он перехватил меня так, что дыхание вон, и поймал мои губы своими.
Наверное, весь ужас наш, вся боль, неверие в то, что произошло, отчаянье и невозможная, лишающая рассудка радость узнавания вылились в этот поцелуй. Как в первый и в последний раз, как никогда…
Я опомниться не успела, как Лешкины сильные руки подняли меня в воздух, и короткий полет сквозь поцелуй окончился на какой-то шкуре, брошенной на груду ковров. Мы оба как с ума сошли. Срывали друг с друга одежду, забыв обо всем, уже не видя ни чужой внешности, ни окружающего… ничего. Только он. Только я. Только мы вместе.
Я и думать забыла о том, что мой муж теперь не человек. Меня не волновало, что, возможно, из-за этого могут быть какие-то проблемы… но их и не было. Мы всегда идеально подходили друг другу, и даже в чужом мире, в чужих телах это не изменилось.
Фантастическим образом я по прежнему знала, что если поцеловать его в ямочку между плечом и шеей, лизнуть, чуть прикусить, Лешка с рыком откинет голову назад, а потом сорвется в каскад жадных ласк, целуя, покусывая, поглаживая меня всюду, где я позволю. А я позволю везде… и буду выгибаться в его руках, и пропускать сквозь пальцы жесткую гриву, совсем вроде бы не похожую на его прежний короткий ежик, но все равно, все равно… как будто так было всегда.
Мы были вместе более пятнадцати лет. Конечно, наша любовь за это время не стала меньше, но она изменилась, превратилась из бурного водопада в полноводную равнинную реку, спокойную, уютную, родную и необходимую, как воздух.
А сейчас нас снова бросило в теснину между горных отрогов, разбило о камни на мелкие брызги и снова слило в один поток, так остро, так нежно, до боли, до обморока…
И когда он вошел в меня, я не сдержала вскрика, обхватила его бедрами за талию и двигалась навстречу не менее жадно, торопливо, насаживаясь до упора, чтобы слышать звук соприкосновения тел, чтобы ощущать как можно полнее. А он, подмяв меня под себя, одной рукой упирался в звериную шкуру, нависая надо мной, а второй лихорадочно ласкал мою грудь, именно там, именно так, как мне больше всего нравилось, до хриплого стона, до вскриков сквозь поцелуи.
Этот бешеный ритм нес нас как горный поток сквозь скалы и все быстрее, быстрее… а потом мы упали в пропасть. Вместе.
Часть 22
Мы лежали на ковре, тесно прижавшись друг к другу, и Лешка скупыми, легкими движениями гладил мое лицо, то обводя кончиками пальцев контур губ, то брови, то вообще вырисовывая одному ему ведомые узоры на коже. И смотрел, смотрел, словно не мог насмотреться.
Я просто растеклась в его руках и затихла, впитывая немудреную ласку, такую домашнюю и почти забытую и знакомую до мурашек. Блаженствовала без единой мысли в голове, пока вдруг не увидела, как его глаза, скользнувшие по моему телу вниз, к животу, наливаются горечью.
Если бы я знала своего мужа хоть самую капельку хуже, я и не заметила бы, как на секунду он крепко зажмурился, как сжались, словно от сильной боли, губы, натянулась кожа на скулах. Уже через мгновение он снова улыбался мне, такой своей, такой Лешкиной улыбкой…
Но я словно мысли его прочла. Он подумал о детях и тут же изо всех сил постарался сделать так, чтобы я этого не уловила. Он до дрожи боялся сделать мне больно, напомнить, разбередить еще свежую рану. А сам в это время прикидывал, с какого места он начнет переворачивать мир с ног на голову, чтобы найти… отыскать, спасти, вырвать зубами у любой опасности.
Господи… дети… Лешенька… бедные мои!
Сердце болезненно сжалось и застучало тяжело, гулко, неровно. Восхитительный дурман встречи схлынул, и я вспомнила, что мне еще предстоит сказать мужу. И точно так же как он просто зашлась от нестерпимого желания утешить, закрыть от боли. Мужчины… они такие сильные, но такие хрупкие на самом деле… как ему сказать, что дети живы, но остались там, в руках эльфа, и я даже не знаю… не знаю, что с ними случилось дальше! Я боюсь об этом даже думать!
Так, спокойно. Спокойно, Наташа, самое главное — они живы. Я в это верю, как ни во что другое. И я знаю, где они, я знаю, что их можно освободить. И он должен узнать об этом как можно скорее, как и о том, что я совсем не та ценная заложница, на которую рассчитывают орки и на встречу с эльфами ехать нельзя!
— Леш… — голос предательски сорвался, а слезы опять потекли сами собой.
И вскрикнула от неожиданности, потому что входная дверь затряслась и загрохотала, словно в нее ломились тараном.
— Лош'ехх, открой! — рявкнул тот, кто не прекращал попытки снести дверь с петель. — Срочное сообщение! Прибыл магический курьер от ушастых!
Лешка дернулся и сжал меня так, словно эльфийский гонец сию секунду ворвется в дом и вырвет из его рук едва найденную жену.
— Пошли его в пень, Шош'ехх, — спокойно так сказал муж, а я, вглядываясь в его лицо, ощутила, как сжимается сердце. — Обстоятельства изменились.
— Лош'ехх! — рявкнули за дверью. — Духи унесли твой разум! Открывай! Ушан согласен на любые условия, только бы мы вернули его шлюху!
А вот теперь мне пришлось виснуть на муже, потому что он с рыком рванул к двери, и я точно знала — таинственному стучальцу лучше бы срочно убираться подальше. Спокойный и рассудительный Лешка терял рассудок, если кто-то даже намеком пытался оскорбить его любимую женщину.
Муж еще пару раз дернулся, глянул в мое перепуганное лицо и выдохнул. Успокоился, усадил меня на шкуру, тщательно укутал в какое-то мягкое, теплое покрывало и обычным своим голосом, но все так же через дверь выдал указание:
