— А ну пошли вон, ……………….! — в толпу неожиданно врезался белобрысый вихрь, оттолкнул одну девчонку, вторую, третью как следует хватанул за волосы, четвертую пнул коленкой под круглый зад… Визг, писк и такие шикарные матюки, каких я даже в духовом оркестре Мариинской оперы не слышала. Конечно, все ругательства имели местный колорит, но были вполне понятны по смыслу и однозначно определялись мозгом, как нецензурщина высшей пробы.
Противник был повержен менее чем за две минуты и с возмущенными угрозами еще встретиться разбежался. Только тут обнаружилось, что белобрысый, воинственно настроенный вихрь — не кто иной, как та самая высокая, плечистая девица, которая когда-то в столовой возмущалась моей гипотетической немытостью. Она тогда еще сразу извинилась и отошла, как только поняла свою ошибку.
Видимо, кулачные бои были для местной валькирии чем-то привычным, да и нецензурные эпитеты, которые она в запале еще какое-то время выкрикивала вслед улепетывающим курицам, звучали в ее устах очень уж органично. Настоящая бой-девка.
Выпустив последнюю гневную тираду вслед позорно бежавшему с поля боя противнику, воинственная дева обернулась ко мне:
— Цела?
— Ага… — кивнула я, отлипая от стеночки. — Большое спасибо! Ты очень вовремя…
— Не благодари, — хмуро отозвалась блондинка. — Мне тоже не нравятся темные и те, кто любит подлизываться. Но нападать впятером на одного — это подло.
— Да за что ж тебе так темные не нравятся? — я распустила вкривь и вкось истрепанную косу и стала выбирать из волос неизвестно как набившийся туда мусор. Листики, веточки… а-а-а, так меня не просто к стенке прижимали, а к заросшей диким вьюном беседке.
— А за что они мне нравиться должны? Темные, они и есть темные. Одни пауки чего стоят, тьфу… пакость! — блондинку передернуло.
— Ничего не пакость! — мне стало обидно за милых, безобидных созданий. — Вот скажи, если животное маленькое пушистое и с большими глазками, не кусается, не гадит на подушку и не рвет занавесок, разве его можно называть пакостью?
— Это ты про котов, что ли? — невольно заинтересовалась девушка.
Хм, значит, тут и кошки есть. Отложим в копилочку памяти еще один фактик.
— А тебе нравятся котики? — я мельком улыбнулась своей спасительнице, разглядывая порванную на плече тунику. Опять!
— Нравятся, — хмыкнула валькирия, облокачиваясь на ту самую стеночку, к которой только что прижимали меня. — Только ты меня не путай. Причем тут кошки?
Я прошла пару шагов и выглянула в сад. Так… ага… вот ты где! Иди сюда, малыш, тетя тебя не обидит… и скоро вернет на тот самый куст, с которого взяла. Ты такой красивый… у тебя такие лапки… круглое брюшко… да-да, ты, вообще, самый красивый младший брат во всем саду!
Мысленный подхалимаж сработал не хуже словесного. Золотисто-зеленый паучок, толстенький большеглазый и умильный, спокойно расселся у меня на ладони, подобрав короткие пушистые лапки и с любопытством оглядывался. Он был размером с мячик для пинг-понга и такой же круглый. Приятный на ощупь, как цыпленок.
Вот что значит не просто паук, а младший брат. В нашем мире я только мечтала о том, чтобы потискать внучкиного тарантула. Но пальцы в аквариум не совала. У земных пауков “шерсть” — это как иголки у особо пакостного кактуса. Гладить земную няшу все равно, что обниматься со стекловатой — вроде сначала даже пушисто, а потом замучаешься чесаться. Нет, любители все равно гладят, но очень аккуратно. А здешние “братья” покрыты шерстью совсем другого рода. Ришшика часто таскала в руках какого-нибудь особенно пухлявого восьминогого милашку из тех, что жили в виноградных листьях на ее веранде.
— Это ты чего? — с опаской глянула на меня блондинка, когда я вернулась и протянула ей ладонь с паучком. — Брось, ты что! Укусит!
— Да кто тебе такие глупости внушил? — слегка рассердилась я. — Не кусаются они. Ни один паук в этом саду не кусается. — “Если его не обижать”, — добавила мысленно. — Мне Ришшика сказала, а она арахнида, и знает это точно. Ну что ты боишься, как маленькая, посмотри на него внимательно! Разве не прелесть?
— Кто боится? Я ничего не боюсь! — моя незамысловатая хитрость сработала на все сто. Блондинка перестала медленно отступать и встрепенулась, как приготовившийся к бою воробей. Но на паука все равно косилась с опаской.
— Смотри… какой цвет сочный. А шерстка? — я осторожно, мизинчиком, погладила паучью спинку, и все восемь глазок тут же блаженно прижмурились. — Нежная-нежная! Да не шарахайся ты, видишь же, он мирный. Дай руку, если не трусишь.
Ответом мне было возмущенное фырканье и решительно протянутая пятерня с сурово растопыренными пальцами. Я взяла ее за запястье свободной рукой, легонько встряхнула, заставляя расслабиться, совсем как на уроке фортепьяно, и осторожно поднесла ее палец к слегка напрягшемуся паучку. И погладила им того вдоль брюшка.
— Ну как? Приятно же?
Судя по вытаращенным голубым глазищам и отчаянно закушенной губе, от позорного визга воинственную блондинку удерживали только эта самая воинственность и нешуточная сила воли. Но секунды сыпались в траву одна за другой, паук сидел смирно, а напряженный девичий палец все так же легко скользил по шелковистому золотисто-зеленому меху.
Постепенно валькирия успокоилась, перестала непроизвольно напрягать конечность, и на ее лице отразилось детское изумление:
— Пушистый… как котенок!
Я отпустила ее, но девушка не сразу убрала руку и какое-то время еще завороженно гладила паука. Тот разлегся у меня на ладони с видом восточного падишаха и благосклонно принимал ласку.
Наконец, до амазоночки дошло, что все эти манипуляции она уже какое-то время проделывает добровольно, и голубые глаза снова шокировано моргнули.
— Если он такой лапочка… пушистик… и глазки такие милые… какая разница, четыре у него ноги или восемь? — спросила я с улыбкой. Повернулась и пошла в сад, возвращать наглядное пособие туда, откуда взяла.
— Лиидия, — решительно представилась блондинка, когда я вернулась, и протянула мне руку знакомым привычным жестом. — Можно просто Ли.
Вот интересно. Если исключить магию, пауков и прочих эльфов, этот мир очень похож на тот, покинутый. Да и имя такое родное…
— Дина, — я ответила на рукопожатие, и мы медленно пошли рядом в сторону гаремного общежития.
Туда мы не дошли. Заболтались и присели в какой-то беседке по дороге. Ли оказалась действительно валькирией. Она была дочерью северного островного вождя и попала в гарем к Его Властелинству по большому блату. Здесь были самые лучшие учителя и шикарные перспективы на замужество.
Родной остров блондинки мог похвастаться рыбой, козами, ягодой, которая по описанию больше всего напоминало клюкву… и своими дочерями. Их, по странному капризу природы, рождалось втрое больше, чем сыновей.
Бородатые, мощные и храбрые северяне были хорошими женихами, но седьмой дочери, даже если папа у нее — вождь, на родном острове ничего не светило.
