Кабинет у Его Темнейшества оказался таким же элегантным, как приемная, но здесь было как-то уютнее, что ли. Не такой высокий потолок, нормальная мебель без претензии на шелковый шик. Камин, отделанный камнем, очень похожим на уральский малахит. Стол огромный, в бильярд при желании можно на таком играть, и почти пустой. Никаких бумажек, никакого беспорядка. Почти привычная папка для бумаг, по виду картонная (мне сразу вспомнилась молодость и поступление в Гнесинку — серая бумажная папка с блеклой надписью “Дело №…”, а в ней сиротливые справочки из поликлиники и школьный аттестат), перьевая ручка… а чернильница где?
В углу, у окна, такое же бюро, как в приемной, только зеленое. Секретарь туда сразу и шмыгнул, прихватив папку со стола.
— Присаживайтесь, леди Диндениэль, — напомнил о себе эльф-заместитель или кто он там… точно, советник. И рожу скорчил…
В двадцать лет я бы испугалась, в тридцать — оскорбилась, а сейчас мне как-то “до фени”, как сказала бы внучка. Хочется мужику продемонстрировать свое презрительное превосходство — пусть развлекается, кто я такая, чтобы мешать человеку получать от жизни удовольствие.
Мы чинно расселись на изящных стульчиках, я лицом к окну, эльф спиной к свету, но так, чтобы ему было хорошо меня видно. Ух ты, прямо КГБ в лучшие годы!
— Что вы помните о своем появлении в этом мире?
— Вам вслух? — на всякий случай уточнила я.
Мужик, уже полуприкрывший глаза, взбодрился, посмотрел на меня, как на букашку, объявившую, что умеет порхать лучше орла, но потом снова расслабился и кивнул:
— Как вам будет удобнее, леди.
— Эм… это долго рассказывать, на самом деле. А вы можете сами посмотреть? В моей голове? Нет, если это действительно необходимо, то я расскажу словами, просто интересуюсь — как лучше?
На самом деле, мне самой было любопытно, что из этого получится, даже внезапно появившийся легкий мандраж не особенно мешал. Вдруг я сейчас сама что-то такое новое и важное вспомню?
Эльф-заместитель опять встрепенулся и пронзил меня поистине ястребиным взором. Вот так пронзил… и оставил пронзительный взгляд где-то внутри моей головы.
Эффект получился интересным. Сначала где-то там, в голове, протрубил охотничий рожок, потом вступили ударные, а затем одинокая скрипка. И под ее тонкое немного нервное пиццикато перед мысленным взором замелькали картинки.
Мелькали они в обратном порядке, словно пьяный киномеханик запустил киноленту моей жизни задом наперед. Все быстрее, быстрее… вот уже я опять во дворце мымры. Вот… вода в лицо… ой!
Эльф моргнул и слегка ошарашенно помотал головой. Наверное, что-то нарушило его концентрацию настолько, что я смогла расслышать то, что для меня не предназначалось, короткую и удивленную мысль: “Смерть!”
Но товарищ следователь быстро пришел в себя и продолжил свое дело. Мне скрывать было нечего, я сама с удовольствием смотрела свою жизнь под аккомпанемент скрипки с оркестром.
Пронаблюдав момент собственного рождения, я устало откинулась на спинку стула. Интересно, конечно, но утомительно.
А настырный мужик все не отставал. Теперь он сменил стремительную ритмичную мелодию на более плавную, спокойную, и под нее принялся демонстрировать мне свои картинки. Какие-то люди… то есть эльфы. Какой-то дом, лес, сад… детская комнатка с игрушками, бальный зал… короткое платье, старое, немодное (Интересно, это он знает, что немодное, или я сама? Непонятно), каблучок на туфельке сломался…
Странное кино, совершенно незнакомое.
— Увиденное не вызывает у вас никаких эмоций? Вы никого не узнали?
— Нет, — с чистой совестью ответила я. — Никого и ничего.
Эльф кивнул каким-то своим мыслям и вцепился в меня как клещ, заваливая теперь картинками из моего прошлого, требуя пояснений. Забавно рассказывать мифическому существу, как устроен двигатель внутреннего сгорания, особенно если сама об этом знаешь только то, что шайтан-девайс крутится, урчит, воняет и временами ломается. И пьет бензин.
— Скажите что-нибудь на своем родном языке, — рожа у него каменная, наверное, от рождения. Или он с тренировками перестарался. Неестественно выглядит, нарочито. Особенно когда я кожей ощущаю жгучий интерес энтомолога-коллекционера, поймавшего в деревенском сортире экзотическую бабочку “Мертвая голова”.
— Мммм… не получается, — ну а что я поделаю, действительно, не получается.
— Но вы только что мысленно произнесли слово “электрокардиограмма”, это не эльфийский, не всеобщий, это даже не язык дриад. Значит, это слово из вашего мира.
— О! — обрадовалась я и быстренько произнесла вслух: — Электрокардиограмма! Действительно, получилось! Немного не так звучит, как нужно, но очень похоже!
Эльфоследователь нахмурился, внимательно посмотрел на меня и попросил:
— А теперь скажите фразу. Любую.
— Я хочу есть, — выпалила, не задумываясь. Вечно желудок меня подводит и начинает озвучивать свои мысли раньше мозга. — Я сегодня не обедала, — пояснила, на всякий случай, немного извиняющимся тоном.
И только потом поняла, зачем он меня об этом попросил. А фигушки, как говорит внучка, никакого вам русского. Поесть этот организм хочет исключительно на местном наречии.
Эльф как-то очень горестно вздохнул, ломая образ невозмутимого кирпича, повернулся к секретарю, и тот моментально испарился. Целых три минуты мы молча ждали неизвестно чего, а потом белобрысик возник как из воздуха, и пока они с эльфом обменивались взглядами, я снова прослушала отрывок неизвестной мелодии.
— Ждите морра арргросса, — велел, наконец, следователь и ушел. Лишь почти у самой двери покосившись на “младшего братика”, не вовремя зашебуршившегося у меня в волосах. Я о нем, признаться, забыла, а предприимчивый восьминог, тем временем, забрался мне на голову и устроился на макушке.
Секретарь тоже им заинтересовался. Сначала он просто смотрел то на меня, то на малютку-паучка большими глазами. Потом, такое впечатление, мысленно встряхнулся и помотал головой, словно не веря собственному зрению.
А потом коварный арахнид попытался сманить младшего родственника к себе на бюро. Печеньками. То есть какой-то сушеной мухой, которую парень достал из маленькой коробочки.
А вот фигушки. Малыш остался верен Лиидии, и мне, как транспортному средству до нужной персоны.
Так мы развлекались минут десять, причем хулиган на моей голове разошелся настолько, что мысленно транслировал секретарю гордые дразнительные образы. Правда, никаких оскорбительных намеков малыш не допускал, и, по-моему, они с белобрысиком искренне веселились на пару. Я смиренно изображала из себя подставку тире лошадь и не вмешивалась.
А потом пришел повелитель, и веселье сразу закончилось. На моего наездника кое-кто покосился с ухмылкой, на секретаря двинул бровью, и последний опять испарился.
