Предназначение груши дошло до меня не сразу, но когда я понял…
— Кто-то что-то о традиционных предпочтениях упоминал? — я очень старался сохранить хотя бы видимость приличий, хотя прошедший мимо арахнид посмотрел на нас с подозрением. — Мой советник произвел на вас такое неизгладимое впечатление?
— Мне показалось, он очень заботится о вашей безопасности, — постанывая, пофыркивая и даже похрюкивая от смеха, с трудом выговорила девушка, так и стоявшая, уткнувшись в мою грудь.
А на ожившей картинке Илуватор растворился. Осталась испачканная в шоколаде кровать с разбросанным то тут, то там виноградом и парочкой раздавленных персиков. Пустая перевернутая на бок кастрюля. Два наших безжизненных тела, с поварешками в руках и с большими круглыми животами.
— Значит, заказать еще виноград и персики? Или что-нибудь посущественнее? — уточнил я и потащил эту визуальную провокаторшу к себе, пока у второго мимо проходящего арахнида не началась истерика прямо на лестнице. Брюшко и лапки у него уже начали мелко подрагивать, а губы кривиться в едва сдерживаемой улыбке.
— Давайте всего и побольше, я надеюсь, у нас с вами хватит благоразумия не объедаться, — еще пару раз всхлипнув от смеха, леди тоже попыталась успокоиться. — Простите, внуков вспомнила.
— Внуков? Когда вы успели обзавестись внуками в столь юном возрасте?
Уф! Я с ноги открыл дверь, скинул сапоги, уселся на ковер возле огромного встроенного камина. Послал щелчком немного огня прямо в центр аккуратно сложенной поленницы. Нет, до холодов еще было очень далеко, но мне просто безумно нравилось сидеть и слушать, как трещат дрова. Как в детстве…
Леди Диндениэль, присвистнув, подняла вверх большой палец. Да, в ее мире магия считается чудом.
— А разве ваш помощник не рассказывал, что он разглядел в моей голове? Я вот всю свою жизнь вспомнила, даже шоколадку, которую в пять лет припрятала от брата на верхнюю полку в книжном шкафу, да так про нее и забыла.
Я молча постучал ладонью по ковру, приглашая сесть рядом. Дрова уютно трещали. Бурное веселье, захватившее нас на лестнице, отступило и сменилось чем-то сродни умиротворенному спокойствию.
— Братья, это здорово… У меня только сестры были.
— А у меня младший брат, — девушка подошла и уселась рядом, улыбнулась снизу вверх. — Вредный, жуть! Да я и сама была не подарком. Пока он был меньше ростом — колотила и командовала только так. А когда он меня перерос, сразу вспомнила, что я девочка, а девочек, — тут она пожала плечами и снова посмотрела на меня снизу вверх, — бить нельзя.
А потом жалобным голосом почти умоляюще попросила:
— Можно я эти жуткие босоножки сниму?
— Девочек бить нельзя, — согласился я, задумчиво глядя в камин и вспоминая своих сестер. Я тоже был младшим, самым младшим. И после меня уже никого не было, потому что мама умерла при родах, и нас растила старшая сестра.
— А босоножки снимайте, конечно. Этот ковер просто создан, чтобы по нему ходить босиком. Он из шкур леопарда.
Диндениэль погладила ковер ладошкой, а потом принялась расстегивать сложные вычурные застежки. Затем откинула в сторону плетеные босоножки на тонких высоких каблуках и с блаженным вздохом вытянула ноги по ковру, шевеля пальчиками. По-моему, даже замычала от удовольствия.
Какое-то время я любовался этими аккуратными пальчиками, а потом, немного развернувшись сам, легонечко толкнул девушку, чтобы она улеглась на ковер, и пристроил ее пятки к себе на колени. Массируя ее ступни, я с улыбкой наблюдал, как она наслаждается и мурлычет от удовольствия. Действительно мурлычет.
— Какое удовольствие! И не смотрите на меня с таким подозрением, — одарила она меня смеющимся взглядом из-под опущенных ресниц. — Хотите, и дальше буду мурлыкать. Могу даже в благодарность лизнуть, что-нибудь.
— Давайте начнем с пирожных, — хмыкнул я, потому что в комнату, после тактичного ментального постукивания, вошел пожилой арахнид. В руках он держал поднос, который аккуратно водрузил на столик в углу. Раскланявшись и пожелав морру агррроссу приятного вечера, старик удалился.
Понятно, среди моих поданных началась легкая волна паники, вот и прислали самого опытного, чтобы проверить, как я себя чувствую.
Я встал, подошел к столику, взял кувшин с теплым густым шоколадом, перелил немного в небольшое блюдечко. Потом взял одно из заварных пирожных-шариков, макнул в блюдце, обернулся… и едва удержался от смеха.
Пока я был занят, леди стащила со стола тарелку с мясной нарезкой и с довольным видом урчала, поедая кусочек за кусочком.
— Вы решили начать лизать с мяса? — ехидно поинтересовался я, запихивая пирожное себе в рот. Ну не стоять же мне с ним, глядя как эта хищная эльфийка уничтожает самое вкусное блюдо ужина?!
— Мясо я предпочитаю жевать! — объявила девушка и в качестве доказательства запихала в рот еще один тоненький кусочек. — Знаете, у меня дома говорили: лучшее пирожное — котлета, лучшая конфетка — пельмень!
Считав сопровождающую эту умную мысль визуальную картинку, я понял, что в ее мире живут довольно умные люди.
— Мясные шарики в тесте? Согласен, мне такие бы тоже понравились. Но что же вы про котлеты-то так поздно подумали? Придется подождать еще минут десять, пока их принесут.
— Не сообразила, — пожала плечами Дина. — Вы же люстрой за чаем приглашали любоваться, обычно такие мероприятия всегда под пироженки проходят… Но мы же с вами не будем пленниками традиций? — улыбнувшись, она аппетитно облизнулась и отодвинула от себя почти пустую тарелку. — Теперь можно и пирожное. Какое здесь самое вкусное, по-вашему?
— Знаете, а давайте, вы действительно полюбуетесь на люстру, — не выдержал я.
И, подхватив провокаторшу на руки, закинул на кровать, а сам уселся рядом и поманил поднос пальцем, чтобы он завис возле меня.
Взяв очередной заварной шарик, обмакнул его в шоколад. Девушка в это время послушно смотрела на люстру, вытянув шею, чтобы было лучше видно. Дождавшись, когда Дина вновь посмотрит на меня, я аккуратно провел по ее губам пирожным, которое вмиг исчезло, зато появился кончик язычка, уничтоживший следы шоколада, а затем его сменила хитрая призывная улыбка.
Сладкая, пахнущая шоколадом, она манила меня своей доступностью и, одновременно, какой-то отдаленностью. В ее голове не было никаких расчетливых мыслей, она думала только о нас, о том что происходит здесь и сейчас, о том, что ей приятно со мной целоваться… о том, что она не будет помогать мне себя раздевать, раз мне так нравится этот процесс… причем думала она обо всем этом и словами, и картинками, и чувствовала ровно то, что думала… Но при этом она не строила никаких дальнейших планов. Ни со мной, ни с кем-то другим. Она словно жила только этим вот «здесь и сейчас», даже не загадывая, что будет завтра.
Раздев ее до пояса, я полюбовался на аккуратные, гладкие, манящие полушария с розовыми набухшими сосками…
