— Если вы это сделаете, то непременно запачкаетесь сами, и тогда принимать ванну придется не только мне, моя королева.
— Переживу, — заверила я, подходя вплотную и начиная расстегивать тугие пуговички на черном камзоле. Котенок удивленно моргнул, и в его глазах мелькнуло непонятное выражение, которое тут же исчезло.
— Тем более, ты же не оставишь свою королеву без помощи? Вот именно… А сейчас расслабься и позволь мне за тобой поухаживать. Ты столько приятного мне сделал… Я хочу отплатить.
Котенок коротко вздохнул, поймал мою руку, чуть прижал к груди и отпустил.
— Ваше желание — закон, моя королева.
— Умница! — обрадовалась я, добравшись до его шелковой рубашки. — Как думаешь, мы вдвоем поместимся в этой маленькой, — я повела подбородком в сторону парящего бассейна, — ванночке? Не подеремся?
Удивительно, стоит котенку появиться, и у меня тут же улучшается настроение, хочется шутить и хулиганить. Как в детстве, которого у меня почти не было.
— Боюсь, в случае драки, мне придется срочно капитулировать перед вашем величием. Сопротивляться такому дивному цветку просто немыслимо.
Винсент, как всегда, старался сохранить великосветски-восхищенный тон, а мне вдруг до дрожи в коленках захотелось, чтобы он… чтобы из придворного соблазнителя он стал обычным мальчишкой, чтобы ему было просто весело, и мне было весело с ним, и…
Наверное, это глупо, ужасно и совершенно не подобает ни королеве, ни даже принцессе. Но мне было все равно.
— А вот посмотрим! Я запрещаю вам капитулировать, мой рыцарь, сражайтесь! — и просто толкнула не ожидавшего такой подлости Винсента прямо в бассейн, не обращая внимания на то, что он еще наполовину одет. И прыгнула следом прямо в пеньюаре и ночной рубашке, поднимая целую тучу брызг.
От неожиданности Винсент перекинулся прямо на лету, и заорал дикой кошкой, плюхнувшись в воду. А когда мокрющий и взъерошенный, вылез на бортик бассейна и немного отряхнулся, характерно повел головой и вытянул заднюю лапу, уже собираясь приступить к вылизыванию мокрой шерсти, то понял, что делает что-то не то, и прищурил на меня светящиеся зеленью глазищи. Вздохнул и перекинулся, сев на бортик и свесив ноги в воду.
— Ну ты, траш, ты… вы…. ты нечто! — и засмеялся.
— Я не просто нечто, я королевское нечто! Иди сюда, ты все равно уже мокрый! — один башмак с него свалился и утонул в бассейне, так что поймать его за лодыжку оказалось просто, как и легонько пощекотать ступню.
Следующие пять минут мы вели себя как самые настоящие сумасшедшие. Пихались, брызгались, хохотали, как безумные… А потом решили избавиться от мокрых тряпок, в которые превратилось то, что на нас надето…
Когда этот процесс перешел в бурные поцелуи и… дальше, я не заметила. Мне было просто невероятно хорошо. А рассказать котенку об отъезде я еще успею, ночь впереди длинная. Не стану портить ее плохими мыслями и тревогой. Котенок…
Он все же слишком не похож на моих прежних кавалеров. Он старается вести себя, как настоящий придворный ловелас, но сквозь маску вежливой куртуазности то и дело прорывается что-то такое… непосредственное, живое и беззащитное.
Возможно, именно это заставляет меня терять голову. Котенок не просит помощи, но я уже твердо уверена — если понадобится, я буду его защищать, пусть это и покажется сумасшествием!
* * *
Винсент:
Первые лучи солнца еще не успели осветить этот мир, как я уже покинул спальню королевы. Эйфория от обилия чувств и эмоций пока не успела выветриться полностью, но ожидающая реальность довольно быстро изгоняла её прочь.
Прокрадываясь по жутко колючим и одуряюще пахнущим кустам слишком разросшихся роз, я молил всех богов, чтоб собаки, охраняющие периметр, меня не заметили. Несмотря на то, что я жил в этом поместье уже довольно долго, эти узкомордые и злопамятные бесы воспринимали меня только как нарушителя. Уж что тут сыграло главную роль — мой второй облик или их озлобленность, мне неведомо. И ладно бы просто погоняли по двору, так они ведь шум поднимут такой, что она однозначно проснётся. А если и не облают, то точно заденут сигнализации, которыми весь дом и двор напичканы. Что еще хуже. А мне бы очень хотелось пробраться в свою комнату незамеченным, и, желательно, сразу уснуть. Утром она будить не станет, слишком много дел, да и не нравится ей, когда у меня от недосыпа мешки под глазами, от этого может пострадать эффективность моей «работы».
Передвигаясь по заднему двору маленькими перебежками, я ужом проскользнул в крохотную и незаметную кошачью дверку, сделанную специально для меня. Но выдохнуть с облегчением и тихо отправиться на боковую мне не дали. Со второго этажа послышался мерный стук железных шпилек по паркету. Она не спала. И, видимо, опять поставили какую-то новую сигнализацию, ибо ничем иным такую осведомленность о моём приходе я объяснить не мог. И где же я не заметил сторожевую линию? Ах, да, вон — по самой кромке кошачьей дверки. Снаружи заметить невозможно.
Значит, целенаправленно ждала меня и, наверняка, разбирала бумаги и планы, ожидая. Это плохо. Это очень плохо. После такого даже нормальный человек не будет слишком снисходительным, а уж она…
Обернувшись, я застыл у двери и покорно уставился в ковер. Хищникам нельзя смотреть в глаза — это прямое противостояние, сопротивление. Опустив голову, я мог видеть только низ её тёмно-синей юбки и черные бархатные туфли, в которых она нарочито медленно спускалась со второго этажа.
— Ты долго, — громкий, лающий голос. Даже не видя её лица, я четко представлял узкие, сжатые сейчас в щелочку губы, уже очерченные сеткой морщин, но всё еще горящие темно-карие глаза и сведенные на переносице искусно выщипанные брови.
— Надеюсь, ты не просто так где-то таскался почти всю ночь? — она положила руку на перила, принимая, на первый взгляд, более расслабленную позу. Но любой более-менее понимающий в многоликих мог с уверенностью сказать: дернешься — и она бросится.
— Королева оказалось на удивление требовательна в постели, миледи, — говорю негромко и спокойно, без лишних эмоций, лишь бы её ни на что не спровоцировать. — Видимо, долгое отсутствие на супружеском ложе мужа слишком сильно сказалось на Её Величестве. Она всё еще чересчур недоверчива, но тело требует своё. Пришлось хорошенько поработать перед тем, как её язык развязался.
Я с некоторым стыдом вспомнил доверчиво прижимающуюся ко мне девушку, которая после безумств в ванной жаловалась мне на свою непростую судьбу и козла-мужа, снова всё решившего за неё. Только инстинкт выживания запихнул все сожаления куда подальше.
Что мне до этой дурехи, живущей в роскоши и шелках, но считающей себя безумно несчастной? Она не видела жизни, высокомерна и легкомысленна…
Почему-то мне кажется, что я себя оправдываю.
— Недоверчива? Сколько ты уже с ней? — голос графини отдавался в ушах хуже лая ненавистных собак, вот же ж…гиена…
