Я даже Пашку отругала не очень сильно, и милостиво согласилась принять извинения за идиотизм и долбодятство с утра пораньше. А прожорливому засранцу накупила и готовой еды, и полуфабрикатов, и даже продуктов, чтобы из них самостоятельно соорудить обед. Ну не умеет, научу. Кулинарную книгу дам, валялась где-то. И вообще, интернет ему в помощь.
А тут вам здрасте! Нет, ну в самом деле! То, блин, он взрослый и зрелый, по самое… когда не надо! А то, как пятилетний балованный ребенок, назло маме отморожу нос и буду сморкаться на пол! И что теперь? Вроде температуры нет, а хрипит, как старый пылесос с дырявым шлангом, и глазки подозрительно тусклые.
Обозлилась я всерьез. Ну, свинюка же бесстыжая, хоть бы подумал, не обо мне, так о собственной дурной персоне! Я пока отпаивала травками и закутывала в самое шерстяное и кусачее что нашла (оно и в воспитательных целях полезно, и для здоровья), тихо булькала внутри от возмущения и дозревала до серьезных репрессий.
Кстати, насчет воспитания… Я когда шарф с верхней антресоли в гостиной доставала, краем глаза зацепила чертячий градусник. Кто бы сомневался! Обе шкалы ниже нижнего.
Значит так… Не буду я тут сейчас изгаляться и придумывать какие-то особенные инквизиторства. А поступлю, как с двоюродным племянником, когда-то почти так же коварно подброшенным к порогу на пару летних месяцев. То есть перекину через колено и отшлепаю засранца!
Только не пару раз ладошкой вытряхну из штанов пыль, а всерьез и по-чертячьи. Он тут сам мне щетку деревянную притаскивал в качестве зверошлепства, так что сильно не испугается. И про "пузом на колени" тоже в курсе.
Правда, я чуть не передумала, потому что умотанный шарфом, красный, злющий, и при этом абсолютно несчастный чертенок, со спущенными штанами, в безрукавке до середины бедра, был такой… смешной, трогательный, домашний что ли. Его просто дико жалко стало. Но я сцепила зубы и дернула застывшую фигуру за руку, принуждая все же лечь мне на колени.
Он попытался вырваться, потом посмотрел на меня, на миадерпиан, сменил цвет с красного на малиновый, и послушно лег.
Я подождала, пока он неловко возился, кое-как устраиваясь на моих коленях. Чертячий тыл оказался неожиданно удобно расположен в этой позе — прямо под рукой. Безрукавка задралась выше талии, и я невольно провела по упругим полушариям ладонью, почти ласково и успокаивающе — очень уж несчастное, хотя и свирепое сопение доносилось оттуда, где оказалась его голова. Почти у самого пола…
Так, отставить сантименты. Пусть сопит хоть до посинения. Насвинячил? Получи! А то так точно не чертенок у меня будет, а полноценный свин, наглый и бессовестный.
Так что займитесь, девушка, воспитанием и нечего тут раскиселивать на тему несчастных деток в полосатых носочках. Блин! Ну, нет у меня других, а в этих он так потешно выглядит… прямо не поймешь, то ли плакать, то ли смеяться, то ли прибить, то ли приласкать.
Все равно еще раз погладила чуть вильнувшую под ладонью попу и решительно взялась за щетку. А вот не лопай мороженое ведрами, не вредничай и не свинячь!
Щетка оказалось неожиданно тяжелой и первые же шлепки вышли звонкими, увесистыми и крепкими.
Чертик на коленях все так же гневно сопел, пыхтел и кашлял. Тоже гневно. Даже сжимающаяся в момент быстрых сильных шлепков задница излучала негодование.
А синяки тем временем наливались с пугающей быстротой, я совсем не ожидала, что деревянная, пусть и тяжеленькая щетка — такое грозное оружие. Попа была уже не красная, а бордовая — двумя пятнами, по одному на каждое полупопие, я старалась шлепать по нижней части, самой… ну, скажем, мускулистой. И пятна все темнели и темнели в центре, куда чаще всего прилетала карающая поверхность.
Красный столбик зверского термометра неуклонно полз вверх, но медленнее, чем мне бы хотелось. Блин, у меня уже рука немного устала, а попа под ней цветет фиолетовыми разводами!
Сопение между тем становилось все громче, такое же упрямо-сердитое, только еще более недовольное, а вот попа начала подпрыгивать и уворачиваться, сжиматься и вилять при каждом шлепке. Пришлось удерживать тело за талию свободной рукой.
Седалищу-то мероприятие однозначно не по вкусу. А вот другой чертячий орган уже давно трется о мои колени весьма… Короче, блин, с тыла это поросенок мелкий, отшлепанный, а с другого ракурса весь из себя зрелый мусссчина в самой поре. И кто тут не мазохист после этого?
Я подозрительно покосилась на градусник. Нет, никаких признаков третьей шкалы не наблюдается. Так что индейская народная изба вам, мусссчина, а не то, на что вы тут, как флагшток на башне… Простуженная мелочь в полосатых носочках, и никаких гвоздей!
Блин, сильно простуженная. Не нравится мне, как он кашляет. И злыднометр уже на подходе. Еще пара звонких шлепков… и вот, победный "Дзынь!!" достигнут.
Я отложила щетку и жалостливо обозрела поле битвы. Мдя… ну лиловые пятна и разводы по алому даже красиво с точки зрения колористки, а вот с точки зрения задницы… неверное, не очень. Кожа горячая-горячая и словно припухшая, там, где особенно часто прикладывалась щетка. Под пальцами ощущается нездоровая плотность. Ой, оказывается, кожа кое-где истончилась, сквозь нее проступили мелкие капельки крови…
Так и хочется погладить холодной ладонью, унять этот жар. Что я и сделала, продолжая удерживать Владиса за талию.
В организме чертенка наметилось новое противоречие. Попа под рукой замирала и словно сама ластилась к ладони, талия прогибалась, подставляя особенно пострадавшие части полушарий на "приласкание", а сопение снизу все равно прерывалось только недовольным кашлем.
Так, поднимаем тельце. Поднимаем-поднимаем, хватит разлеживаться.
* * *
Владис:
Мое тело жило отдельной от меня жизнью, ерзая от боли и возбуждаясь от этого ерзания по теплым мышиным коленкам… хаискорт! Даже в первый день нашего… хм… знакомства… я не ненавидел ее так сильно, как сейчас. А ведь миадерпиан даже перестал реагировать легкими болевыми уколами на то, что я в мыслях называю ее мышью… Внутри меня это уже звучало, как ласковое прозвище девочке для удовольствия. К тому же без очков и в своем халатике она уже не казалась мне настолько замухрышно-бесцветной. Сейчас же я, свисая вниз головой с ее коленей, уже перебрал все известные мне ругательства и изощрялся в придумывании новых. И даже мысль о том, что это вновь снижает значение красной шкалы не могло меня затормозить… наоборот, пользуясь тем, что через мой кашель мало чего можно было разобрать, я принялся костерить ее вслух, отводя душу.
В какой-то момент мне пришлось оказаться перед фактом — или кайфует душа и страдает тело, или душа наконец-то уймется и даст телу шанс стечь на пол и сдохнуть. Наступив на горло песне и зажав подсознанию рот ладонью, я принялся думать о чем-то хорошем… но перед глазами настойчиво стояло ведро с мороженым и быстрый грустный взгляд мыши. Ведь хотел же сначала ей немного оставить, может не так разозлилась бы?
