Да, я видел его после драки с разбойниками, видел вчера… Было такое ощущение, что к его одежде не пристает пыль, а к его сапогам — грязь. Зачарованная прическа и тело, не знающее запаха пота…
Точно объяснить, что сегодня было не так, я бы не смог — тот же идеально сидящий камзол, те же начищенные сапоги… Может быть, более небрежно уложенные волосы? А может быть, непривычный взгляд? Да, взгляд… Не самоуверенного лощеного хлыща, а чуть растерянный… как будто он сам не понимает, зачем прилетел.
Таня подобралась поближе и не сводила с гостя напряженных глаз, но молчала.
Багдасар склонил голову, приветствуя, оглядел наши еще не разобранные сумки, потом нас и махнул рукой в сторону тропинки, глядя на Таню:
— К сожалению, у вас нет времени на отдых, леди. У вас вообще почти не осталось времени…
— Кто вы, и что вам от нас нужно? — голос у Тани вроде бы спокойный, но где-то на грани слышимости звенит настороженность.
— Мне? — Багдасар как-то странно усмехнулся.
Вообще он выглядел так, как будто вот-вот упадет, при этом умудряясь стоять прямо, расправив плечи, и больше всего напоминал принца с картинки из книги сказок. Очередной раз царапнула… даже не зависть, а что-то типа сочувствия. Как же в него долго и старательно вбивали такое поведение! Знания тела, доведенные до автоматизма, прививаются с ранних лет и при постоянном контроле.
— Мне нужно, чтобы вы жили, леди. Но всем остальным нужно, чтобы вы исправили чужие ошибки.
Таня тем временем рассматривала гостя все пристальнее, с таким видом, словно вся ушла в созерцание и, по-моему, даже не услышала, что он говорит.
— Что с вами? Вы ранены?
Татьяна:
Какой-то он был… нет, нельзя сказать, что потрепанный или еще что-то похожее, но с вечно безупречным вороном явно было что-то не то.
Он вообще непонятный и с какого боку приплюснутый — тоже надо разобраться. Вроде как все еще транслирует в пространство образ рыцаря без страха и упрека, только, похоже, что рыцарь того… умирающий.
— Леди, может, мы оставим вопросы и ответы на более подходящее время? — взгляд у него… а еще он как-то оглядывается… вроде незаметно старается, но, кажется, словно чего-то боится. Странно, вот такой слегка «подпорченный» и нервный образ выглядит гораздо более живым и… я бы сказала, симпатичным, если бы мне не было все равно.
— Хорошо, — решила я. — Нам все равно надо идти. Если вам так хочется, можете присоединиться, но как только мы уйдем с открытого места… Я права, вас именно это беспокоит? Как только мы уйдем отсюда, вы многое должны будете объяснить, лорд… Ворон.
На «лорда» Багдасар ответил вопросительно изогнутой бровью, но кивнул и пошел за нами следом. Пешком пошел.
Подходящее для разговоров время наступило нескоро, потому что нервничающий пернатый уговорами и чуть ли не пинками гнал нас по горам до самой темноты. И только когда солнце уже скрылось за щербатым частоколом снежных вершин, мы остановились наконец возле какой-то пещерки в скале.
Пещерка была так себе, просто небольшая ниша в каменном боку великана, но укрыться от ветра можно. И вода есть неподалеку. Сойдет, тем более, что нервное напряжение, весь день гнавшее ворона все дальше, немного спало. Немного, но не совсем.
Он сидел у разведенного Ромкой костерка, держал в тонких длинных пальцах кружку с горячим питьем и старательно гипнотизировал огонь, вроде как не замечая моих вопросительно-внимательных взглядов.
Странно, но я на него даже не злилась. Может, просто сил на злость не осталось? Последние дни были слишком тяжелыми, и не в физическом смысле, они били по чувствам, сжигали и раскалывали душу, и душа обессилела… может быть.
Осталось какое-то пустое, ненормальное спокойствие и легкое любопытство. И… нет, это не интерес к ворону, как к мужчине, это что-то другое. Что-то в нем меня раньше раздражало, а сейчас исчезло. Или не исчезло, но поменялось? И теперь не раздражает, а тревожит, заставляет всматриваться пристальнее, замечать мелочи, обдумывать детали?
Тут ворон, словно почувствовав, наконец, мой сверлящий взгляд, чуть дернулся, и ворот его рубашки распахнулся.
Я вздрогнула, по спине пробежала холодная дорожка. Машинально найдя взглядом Ромку, я убедилась, что он занят спальными «грелками». Снова посмотрела на ворона. Показалось? Нет. Судя по тому, как он поспешно стянул ворот рубашки и как при этом дрогнул от боли взгляд — а больше он ничем себя не выдал — не показалось.
Зачем я это делаю? Вот уж ни разу не за тем, чтобы просто потрогать красивого, но чужого парня, и не затем, чтобы привлечь его внимание. Какое… нафиг, внимание? Тай… одно имя отзывается гулким эхом невыплаканной боли. А здесь… просто парень. И ему просто больно. А мне просто надо разобраться, что за хрень вокруг творится.
Я молча встала и пересела к нему вплотную.
— Спасибо. За то, что не дал мне упасть. И прости, я не могла сказать это сразу.
Он на удивление легко позволил мне отвести его руку от ворота, и рубашка снова распахнулась, открывая уродливый воспаленный рубец через правую ключицу. Били со спины, захлестнув удар на грудь, почти до соска.
Очень осторожно проведя рядом с этой красной полосой пальцем, я подняла глаза на ворона:
— Это за что? — и тут взгляд зацепился за следующий рубец, рубашка поползла с гладкого загорелого плеча, открывая уже зажившие полосы и еще воспаленные рубцы. Мои пальцы замерли, касаясь его кожи, сама я, кажется, перестала дышать.
— За то, что не дал упасть вам в пропасть, леди, — он все еще смотрел только на огонь, а сам словно заледенел под моей рукой.
— Прости… — мне было почему-то очень… грустно и больно. Не так, как с Тайем, совсем иначе, но… как-то щемяще-грустно от того, что я не могу сказать этому парню ничего, что его по-настоящему согреет.
Рубашка под пальцами, как живая, сползала все дальше. Еще один шрам, еще… еще… и вся спина в белых полосах заживающей боли. Непреодолимое желание тронуть их ладонями, словно мне важно почувствовать: это настоящее, не иллюзия, словно это поможет мне очнуться от шока. За что? Это за что?
Я повторила вопрос вслух, кожей впитывая ощущение узловатых следов страдания на гладкой мускулистой спине.
— За то, что я вмешался в городе… — почти совсем зажившие шрамы на плечах, странные, словно сдвоенные полосы. Плеть с двумя хвостами?
— За то, что я вывел вас из пещеры разбойника… — эти рубцы более свежие и гораздо более глубокие. Через всю спину и идут ниже. Он же оборотень! Что надо делать с оборотнем, чтобы…
Я почувствовала, как сжалось в болезненном спазме горло, а слезы, те самые слезы, которые, казалось, уже все выплакались после того, как мой лис упал в пропасть… снова подступают к глазам.
— Зачем? Почему? Зачем ты так… с собой? — я многое хотела бы спросить, но сквозь сжатое слезами горло прорываются только короткие бестолковые восклицания.
