Впрочем, подрались мы тоже здорово, я его даже пару раз укусила за куда достала. Один раз, кажется, за задницу, причем за человеческую и человеческими же зубами. А нефиг было пытаться внушить мне, что я развратная девица, и уползти в кусты!
Я и без него в курсе про развратную девицу. Очень… очень развратную. Прям даже не ожидала от себя такого. И медоедка тут не при чем — начали развратничать мы еще человеками. Ну и увлеклись маленько… примерно до утра. А на рассвете своего потребовала мохнорылая, обернулась, выгнула хвост замысловатым пистолетом и так посмотрела куда-то внутрь сущности нашего с ней общего кавалера, что он обернулся медоедом практически в прыжке.
Ну и приземлился, куда надо.
— А не пора ли нам пора? — лениво поинтересовалась я, сладко зевая и дергая своего медоеда за усы.
— Что, опять?! — изумился Карл, тоже превращаясь, и оказалось, что я лежу подбородком на его голой груди. Мужчина легко приподнял меня и переложил иначе, всю меня на всего себя.
— Не опять, а снова, — я сладко потянулась и глянула на него из-под ресниц. — А еще я есть хочу.
Карл тяжело вздохнул, поднялся, привычно поскрёб затылок и вдруг фыркнул:
— Слушай, пока мы тут, там твоего белка не сожрали?
— Сожрут его, как же! — фыркнула я, кивая ему куда-то за спину. — Эй, Леопольд, выходи! Выходи, подлый скунс! Я тебе за подглядывание хвост надеру!
Интересно, а этому конкретному скунсу кто-то рассказал, что он весьма относительная белочка, и в природе по деревьям не лазает? По ходу нет. Вон, сидит, жопа полосатая, на ветке у дупла, и цвиркает то ли недовольно, то ли радостно.
Но успокоившись за белка, я вдруг озаботилась другим:
— Ой! Сковородка! Как бы кто не спер! — и зашарила вокруг себя руками. Уффф…
Мой незаменимый девайс нашелся в листве, довольно глубоко закопанный и слегка… эм… потоптанный.
— Откуда она тут взялась? — вытаращил глаза Карл. — Я же видел, что ты сунула ее в костер, а сама пришла с пустыми руками!
— Это долгая история, — вздохнула я. — Пошли поймаем завтрак, потом расскажу. Эй, скунс-древолаз, а там в твоем дупле чьих-нибудь яиц нет случайно? А ты проверь!
Приключения компании семерых сирот и одной кухонной принадлежности, рассказанные под какого-то зубастого зайца, зажаренного целиком, произвели на Карла неизгладимое впечатление.
Карл.
Мда… история. Типичная на самом деле. Похитили, начали дрессировать. Вслух я ребят хвалил. Да чего уж там, молодцы они. Держатся. Пытаются бороться. Одну только потеряли. Таху, кажется? На деле же всё не так оптимистично. Да не верю я в благополучный исход! Что там с ними Древорубы делают, пока мы по сельве тащимся? Скольких убили, покалечили, свели с ума? Нет, расстраивать Точку заранее я не стал. Пусть идёт к своей семье. Доведу до улья.
Я не сдержался сегодня. Хвалёная выдержка подвела. Я уступил… Да кто бы не уступил такому напору?! И вообще, подобного у меня в жизни ни разу не было, хотя девочки были, чего уж там. С Точкой же… это как разбавленное пойло сельвы и вино многолетней выдержки сравнивать. Или как видеть мир чёрно-белым и вдруг обрести цветное зрение! Захватывающе, потрясающе, сумасшедше! Ох, пустотника мне в дюзу… я бы, наверное, с Точкой на всю жизнь остался. И не только потому что с ней небо в алмазах, а потому что девчонка реально шикарная. И веселая. И безбашенная, как я сам. И умная… и верная — идет к своим напролом через сельву, ни в чем даже не сомневается.
А уж то, что она медоедка, безумно приятный дополнительный бонус.
Но…
Наша ночь ничего не меняет! В первую очередь я желаю, чтобы Точка прожила долго и хорошо. Рядом со мной это невозможно, потому что все те, к кому я привязываюсь, умирают. Обрекать её на гибель я просто не имею право. Наверное, надо бы помочь ей её семью вытащить. Ну, потом, когда с Шеей разберусь. Будет одновременно и извинение, и прощальный подарок — помогу им устроиться. Или Шея подождет? Ребята-то Точкины… так, нафиг, что за мысли?! Моя цель — Шея! Все остальное — вторым стартом!
Ещё же к тайнику тащиться, крюк делать… Ошейник с Точки надо снять до того, как я к Шее полезу. Да и белку человеческий облик вернуть не помешает. Хорошо, что я озаботился, кьярр в своё время спёр и ключ. Пригодилось. Кстати, Точкин ошейник, не застегивая, на Леопольда надеть можно, чтобы говорить, наконец, в ментале научился. Странное, кстати, имя для дикаренка…
Мысли переключились на сковородку. Век живи — век учись. Я и не подозревал, что предметы можно в себя втягивать, срастаться с ними. Жаль, что только при первом обороте. Я честно пробовал раз десять — увы. С мелочёвокй получается, например, грязью измазаться и грязнулей из звериного облика вернуться, а ни камень, ни палку вживить в медоеда не получилось. Повезло девчонке. Оружие, можно сказать, массового поражения с собой таскает.
Я покосился на Точку:
— Готова, выходим?
До Шеи по джунглям ещё пилить и пилить. Эх, пустотника мне в шлюз… какая баба! Встала и пошла, не задавая лишних вопросов. И недоеденного второго зосуса, поджаренного до хрустящей корочки, упаковала… эх…
Точка.
Мы шли по сельве вторую неделю, и меня терзали очень разные чувства. С одной стороны мне очень нравилось здесь — медоедка во мне просто кайфовала от обилия движения, запахов, звуков, новых впечатлений, добычи… и хищников — во где адреналина хапнуть можно.
С другой — как Карл и предупреждал, чем дальше в сельву, тем толще партизаны, в смысле те, кто может тебя сожрать. Вот так запросто поваляться на земле и потрахаться в листьях больше не получалось — на ночь надо было искать укрытие, и лучше всего — где-то высоко в кронах исполинских деревьев. Благо, медоеды отличные древолазы, про белку-мутанта и говорить нечего. Ну, а человеческие руки прекрасно справлялись с работой шимпанзе — плели гамак из лиан, в котором можно было не только выспаться…
И отсюда вытекала третья проблема. Карл. Этот чудик, прости пряник, то срывался и трахался со мной, как бешеный, то отмораживался и пытался что-то втирать про «так нельзя, я так не могу, я…» — и прочую чушь.
Пока у меня была течка, я просто не слушала, что он там несет, и медоедка была со мной полностью солидарна. И медоед, кстати, тоже, это у человека в голове тараканы канкан танцевали перед каждым, блин, соитием. И то недолго — втроем мы его в момент «воспитать» могли.
А вот когда гормональный угар почти сошел на нет, я начала задумываться, чего это мужика так клинит. То он меня прям любит-не-может, так, что его аж плющит от нежности… смеется моим шуткам, слушает мои рассказы о детстве в детдоме, сам рассказывает про свой фантастический мир будущего… то вдруг хлоп — мрачные думы поперек всего лица, и попытки слиться в уголок и там пострадать.
Нет, я чуть позже разобралась. Кажется. Потому что Карл много рассказывал о своем мире — но только про детство. Про брата, про друга. И по одной нечаянной обмолвке я поняла, что и в этот мир они угодили когда-то втроем.
