— Ох, милая, этот учтивый мистер Грант хотел проводить меня в столовую, но Гиацинта жутко обиделась, и он тут же предложил, чтобы я позволила вон тому молодому человеку с моноклем…
Смущенная тем, что ее оживленный дискант разносится по всей гостиной, я сказала, что мы бы могли сопровождать друг друга. Но тут мужчины ленивой походкой двинулись в нашу сторону, и мне пришлось снова судорожно втягивать в себя воздух, который уже раз за вечер. Нет, так не бывает! Словно мало того, что я чуть не свихнулась, когда увидела Энгуса Гранта. Видения продолжают преследовать меня на каждом углу…
Священником оказался не кто иной, как преподобный Эгринон Хам. Самое время впасть в депрессию! Прошлое со всех сторон окружало меня, так и норовя задушить. Ферджи говорила, что неприятные совпадения — это на самом деле происки дьявола, который неожиданно выскакивает из темного угла с радостным воплем "Ага, поймал!". Но дважды за один вечер… Неужели я действительно так порочна?!
Герр Фриц Вортер, щелкнув каблуками, оттопырил локоть. Я просунула руку с видом осужденной на казнь, которой предложили самой донести до плахи топор. На прощальную молитву времени нет… но, как ни странно, я осталась жива. Преподобный Хам ни намеком не показал, что узнал во мне одну из тех туристок, что осматривали развалины. Какая же я трусиха! Нас же тогда была целая толпа, а Эгринон Хам, как и полагается настоящему фанатику, был увлечен своим рассказом. К тому же у меня нет таких отличительных черт, как, например, удивительный нос преподобного. Этот длинный, хрящеватый орган омерзительно подрагивал, когда священник сыпал обычными любезностями, но в ту минуту я бы не смутилась, даже если мистер Хам вывесил бы сушиться на нос свои носки.
— Два кавалера для меня одной?! Надо будет постараться, чтобы у меня не закружилась голова от успеха.
Розовый цемент на щечках Примулы слегка треснул от удовольствия, когда мистер Уитби—Браун и преподобный Хам выстроились по обе стороны от старушки. В таком порядке мы и продефилировали в столовую.
После всех этих сюрпризов мне было совершенно наплевать, что станут подавать к столу. Да хоть пингвинов! А уж какие–то там голуби и вовсе не волновали. Но когда мы прошли через задрапированный бархатом проем и расселись за столом, щедро заставленным хрусталем и оранжерейными цветами, я обнаружила, что птица в меню отсутствует. Правда, происхождение супа осталось для меня загадкой, но на вкус он был отменный, как и мусс из омаров, жареный ягненок и пудинг. Но, увы, обеденные впечатления не обошлись без неприятностей. Первая заключалась во вставных зубах миссис Гранди. Когда подали ягненка, она их вынула! Саму процедуру миссис Гранди проделала незаметно, скромно прикрывшись салфеткой, но после этого она опустила зубы в чашу для ополаскивания пальцев, сказав, что долька лимона пойдет милым зубкам на пользу. Я сидела рядом и всю оставшуюся трапезу украдкой поглядывала на протез, бултыхавшийся в прозрачной жидкости. Избавившись от зубов, миссис Гранди величаво тряхнула седой головой и стиснула мою руку.
— Вы уж простите меня, милочка, но этими зубками совершенно невозможно жевать! А в мои–то годы из удовольствий и остались лишь мой сынок Годди да еда.
— Только в другом порядке, — пожаловался ее драгоценный сынок.
— Ах ты, шутник! — Миссис Гранди погрозила ему толстым пальчиком и принялась резать мясо. Нож с вилкой почти утонули в ее огромных руках. Мне почудилось, что в голосе хозяйки дома появились стальные нотки. — Даже в детстве Годди был заводилой в любой компании. Мой муж, как и большинство ученых, вел довольно уединенную жизнь, да и я не гожусь для бурных светских развлечений. Понимаете, не то уже здоровье.
— Прошу прощения. Больное сердце?
Тут суровый дворецкий вновь наполнил мой бокал, а герр Вортер, сидевший по другую руку от миссис Гранди, отвлек ее внимание, так что я могла спокойно прислушиваться к разговорам. Энгус обсуждал картину, недавно приобретенную "Наследием", предположительно кисти Ван Гога. Я с трудом удержалась, чтобы не захлопать от радости в ладоши. С облегчением и грустью я отметила, что милый Энгус ни разу не взглянул в мою сторону.
— Грант — признанный гений по части распознавания подделок, — пробормотал Годфри. — Так что если среди нас есть обманщики, — он прищурился, — советую им поостеречься.
Все, кроме герра Вортера, который возился со своим моноклем, громко рассмеялись, тогда как у меня внутри все так и сжалось. Энгус, оторвавшись от Ван Гога, скромно отозвался на комплимент Годфри:
— Никакой я не гений, я тоже не раз ошибался. Искусство — это страстная, требовательная и великолепная любовница. Когда общаешься с ней, порой трудно сохранять голову трезвой.
Разговоры возобновились. Миссис Гранди, подав знак снующему вокруг слуге, велела принести кофейник. С видом матери, которая лучше всех знает, что надо делать, она налила чашку преподобному Хаму, добродушно пожурив его: дескать, ему следовало бы, как и всем остальным, пить вино, затем оделила кофе и Годфри. Запустив руку в карман черного платья, она извлекла кружевной платок и небольшой пакетик.
— Глюкоза, — сообщила миссис Гранди, поймав мой взгляд. — Преподобный, я поделюсь с вами. И тебе тоже не помешало бы, Годди. Намного полезнее, чем сахар.
Годфри скорчил бунтарскую гримасу, тогда как преподобный Хам недоуменно пялился на пакетик в руках хозяйки. Остальные увлеченно внимали рассказу Гиацинты о канализации.
— Плохие трубы всегда были бичом нашей страны. По моему убеждению, именно канализация не позволяет нам встать вровень с американцами и русскими.
Кто фыркнет первым? Я обвела взглядом лица сотрапезников. Вряд ли мистер Уитби—Браун. Подавшись вперед, он стукнул кулаком по столу.
— Не могу с вами не согласиться, особенно в тех случаях, когда в водосток засовывают мертвое тело! Верно, Гранди?
Вот тут–то стены гостиной и сотряс дружный хохот. Особенно заливисто хихикал Годфри.
— Так, значит, вы слышали о веселеньком убийстве 1803 года?
— Просто преподобный упомянул сегодня о… — Мистер Уитби—Браун щелкнул пальцами.
— Да, да, было такое. — Преподобный Хам поставил чашку, задев за край блюдца и чуть не устроив кофейный потоп. — Как красиво было обставлено то злодеяние! К сожалению, в нынешних убийствах начисто отсутствует изящество. Будучи священником, я, конечно, не могу одобрять нарушение одной из Божьих заповедей, но…
Что–то слишком часто он поминает о своем сане.
— Мы вас понимать, сэр. — Герр Вортер пожирал глазами вовсе не преподобного Хама, а Примулу. — Либо ваши враги пусть сами ходить навстречу гибели, или покончить с ними раз и навсегда.
Я с удивлением заметила, как по лицу Примулы скользнула легкая улыбка, которую она быстро смахнула рукой. И тут же скорее услышала, чем увидела, как поднимается со стула преподобный Хам. Когда я все–таки перевела на него взгляд, тот стоял, судорожно вцепившись в пряжку ремня. Нос его покраснел еще сильнее, но остальная часть лица приобрела какой–то неприятный зеленоватый оттенок.
