Ну вот наконец–то! Хоть одна обставленная комната. И к тому же явно жилая. Повсюду черная лакированная мебель и гобелены в восточном вкусе, которые совершенно не гармонировали с темно–красными обоями, разрисованными гиацинтами. В следующей комнате обнаружился большой шкаф для постельного белья. А потом я очутилась в изысканной комнате с примулами на бледно–голубых обоях, где стояла кровать с балдахином и огромный, украшенный резьбой шкаф. Гм… Насколько я помнила, ни в одной из предыдущих пустых комнат не было обоев с цветочным рисунком. Скрип, донесшийся снизу, заставил меня выскочить в коридор. Я постояла, прислушиваясь. Тишина. Следующая дверь была мне знакома — она вела в ванную. Странно… Могу поклясться, что вчера я заглядывала в комнату с цветочными обоями…
Ага! Вот и она. Совсем пустая, если не считать выцветших лиловато–синих гардин на окнах, впитавших в себя цвет и аромат фиалок, украшавших стены. Даже скамеечки нет. Я задумалась. Если Фиалка никогда и не приезжала сюда в отпуск, логично предположить, что ее комнату будут на всякий случай держать наготове.
А вот в соседней комнате скамеечка имелась. Она была придвинута к дальней стене. Прямо над ней висел простой латунный крест. Я стояла в дверях, разглядывая лилии на обоях, когда чья–то рука коснулась моего плеча. Я чуть не заорала от ужаса.
— После смерти Лилии отец часто приходил сюда и молился.
Гиацинта говорила так, словно по комнатам мы прогуливались вместе. Ее черные блестящие глаза были устремлены на крест. Нет худа без добра. Теперь–то я имею полное право спросить. С губ слетел едва слышный шепот:
— А как умерла ваша сестра?
Поначалу казалось, что Гиацинта не собирается отвечать. Но через несколько секунд она прошла в комнату, остановилась в центре и заговорила, не глядя на меня:
— Наверное, можно сказать, что Лилия пала жертвой нашего семейного проклятия.
Глава двенадцатая
— Что?!
— Лилия упала с лестницы, как когда–то, много лет назад, Тесса.
У меня вырвался судорожный вздох.
— Бедная ваша мама. Ведь нет ничего хуже, чем…
— Она ни разу не позволила себе слабости. Ни разу не заплакала. Понимаешь, ей ведь надо было заботиться об отце. Он поседел за какую–то неделю. Знакомые думали, что знают его, что больше всего на свете папу интересуют хорошее вино и изящные жилетки. Но на самом деле смыслом его жизни были мы, дети. Да и сам он был вечным ребенком. Именно отец повесил в детской качели. Наш дом буквально звенел от смеха. Особенно заразительно хохотала Лилия. Совсем как ты, Тесса. Даже сейчас я иногда слышу… ее веселый смех, а затем крик… Но хватит об этом! — Гиацинта повернулась и подошла ко мне. — Это было очень, очень давно.
Она смеялась, а потом упала и умерла… Значит, Лилию не выгнали из дома разгневанные родители, узнав о ее беременности. Если только… если только она не вела себя настолько дерзко и вызывающе, что начисто все отрицала и кто–то в гневе подошел к ней сзади и столкнул девушку с лестницы. Я поежилась.
— Какая ужасная случайность.
— Да.
С чем Гиацинта соглашалась? С тем, что это было ужасно? Или с тем, что случайность?
Ферджи считает, что расспрашивать о чужом горе — все равно что копаться в чужой сумочке, но я не унималась:
— А Лилия была молода, когда это случилось?
— Разумеется.
Почему "разумеется"? Старые люди тоже падают с лестниц.
— Сколько ей было лет? — спросила я. Гиацинта взяла меня за локоть и вывела из комнаты.
— Пойдем. Не будем ворошить грустное прошлое. Шанталь уже приготовила обед, а потом, думаю, ты поможешь мне в саду с прополкой. Свежий воздух — лучшее средство от любых хворей.
Она не только не желала говорить о Лилии, но и последней фразой словно намекала, что я слишком задержалась в "Кельях". Я торопливо двинулась к лестнице, слушая объяснения Гиацинты о том, что поскольку и Страш, и Шанталь на вечер взяли выходной, то сейчас мы поедим плотно, а вечером обойдемся лишь холодными закусками.
После обеда, который прошел почти в полном молчании, — Примула была на удивление тиха и сосредоточенна, — я действительно отправилась с Гиацинтой пропалывать розы. Мы стояли рядышком на коленях, вгрызаясь тяпками во влажную землю, а солнце ласково пригревало наши спины. Я думала о милой маме. О тех давних временах, когда она работала в саду, а я сидела рядом и бросала камешки в детское ведерко. Как правило, когда я вспоминала маму, чувство утраты отзывалось лишь тупой болью, но сейчас оно напоминало свежую кровоточащую рану — будто чья–то безжалостная рука вытащила его на поверхность, подобно сорнякам, которые я выдергивала из земли.
Остаток дня тянулся медленно, и я поймала себя на том, что считаю минуты до той поры, когда смогу встретиться на развалинах с Гарри. Если только смогу… Ровно в шесть часов Страш, подав салат с ветчиной, сыр и печенье, объявил, что через полчаса они с Шанталь уходят.
— Желаем приятно провести вечер, — напутствовали сестры.
— Спасибо. Я считаю, что сеансы психотерапии приносят мне большую пользу.
Дворецкий смахнул в ладонь крошки со стола и вышел, бесшумно ступая босыми ногами.
— Я так рада, что у него есть эта отдушина. — Примула ковырялась в листьях салата.
— Но мне казалось, — не удержалась я, — что вы не верите в психотерапию.
— В доморощенную верим, — отозвалась Гиацинта. — Пожалуйста, Тесса, подай пикули.
Кто же согласился врачевать душевные недуги Страша? Какая–нибудь сердобольная домохозяйка? Шторы на окнах не были задернуты; покосившись в окно, я опять испытала чувство, будто кто–то наблюдает за мной, притаившись в саду. Берти? Но когда сегодня утром я поймала его за игрой, никакого страха и в помине не было. Лужайку пересекла Шанталь, на голове ее развевалась косынка. Наверное, отправилась развлекаться в какой–нибудь паб.
Покончив с едой, мы переместились в гостиную, и тут мне пришлось вступить в схватку с собственным нетерпением. Сестры погрузились в чтение, предложив мне "Послушную дщерь" и хором уверяя, что это очень успокаивающая вещь. Я уткнула в книгу горящее лицо и принялась тупо переворачивать страницы, не в силах прочесть ни слова. Мы с Гиацинтой сидели на одном диванчике, Примула расположилась напротив. Я на мгновение подняла голову и увидела, что рука Примулы покоится на раскрытой книге. Спустя пять минут я снова вскинула глаза — рука лежала на том же месте.
На этот раз Примула перехватила мой взгляд и захлопнула книгу.
— Никак не могу сосредоточиться. Милочка, куда подевалась Минерва? Может, удрала из дома, когда уходили Страш и Шанталь? Пойду–ка поищу ее.
Минут через десять она вернулась и сообщила, что собаки нигде нет. А Клайд Дизли посоветовал сегодня утром приглядывать за Минервой, так как за последнюю неделю в деревне похитили несколько животных.
