Давай же, Тесса, пошевеливайся! Я добралась до чердака, радуясь, что захватила спички на тот случай, если свечка вздумает погаснуть. Эта дрянь так и поступила, а спички оказались отсыревшими, и я извела четыре штуки, пока наконец снова не зажгла свечку. Старательно прикрывая пламя, едва не обжигаясь, преодолела последние ступени и толкнула дверь. Два часа! Времени оставалось все меньше. Свечку я пристроила на большом чемодане рядом с окном. Именно здесь стояла Шанталь. Помнится, она еще подобрала с полу какую–то картину и положила на чемодан…
На чемодане и в самом деле лежала картина, я наклонилась и подняла ее. Из желтого сумрака на меня смотрело лицо. Лицо, которое я, быть может, узнала бы, если бы кто–то не водрузил на его обладателя пышный парик, широкополую черную шляпу и черную повязку на глаз. Зачем? Трясущимися пальцами я поскребла холст и поднесла картину поближе к пламени свечи. Нога моя коснулась чего–то мягкого. Наверное, старый коврик… Я попыталась отпихнуть его, но коврик не сдвинулся с места. Глаза скользнули вниз. Это был вовсе не коврик, а Минерва.
Картина, какую бы тайну она ни таила, может подождать. Я опустилась на пол и положила голову Минни себе на колени. Желтые глаза были подернуты пеленой.
— Очнись, старушка! — прошептала я, поглаживая уши собаки.
Внезапно меня посетила ужасная мысль: а что, если собаку никто не похищал? Что, если ее просто отравили?! Я начала трясти Минни, она недовольно приподняла голову. Какая же я дура! Если Минерву отравили, то тряской делу не поможешь. Но как она очутилась на чердаке? Приползла сюда, чтобы… чтобы умереть?..
Глава тринадцатая
Умереть! Нет, бедная Минерва не умрет! Как хорошо, что я вовремя наткнулась на нее. Самое трудное — спустить собачку вниз, идти придется в кромешном мраке, поскольку нести одновременно и Минни и свечу невозможно. Спуск был долгим и медленным, но за это время я успела все хорошенько обдумать и прийти к выводу, что не стоит тревожить сестер. Пожилых людей не рекомендуется будить посреди ночи дикими криками и дурными известиями. Вот если мне не удастся привести Минни в чувство, тогда я разбужу старушек, но сначала попытаюсь управиться сама.
Я отнесла Минни на кухню и уложила в большое кресло у камина, после чего приготовила крепкий растворимый кофе, использовав для этого чуть теплую воду. Разжав мощные челюсти Минервы, влила жидкость в ее неблагодарную глотку. Вырвавшееся из глубин собачьего желудка урчание не могло меня остановить: чем горше лекарство, тем оно полезнее. Я так и сказала Минни, и чудо произошло. После третьей кружки кофе Минерва бодро подскочила и рванулась к садовой двери, требуя, чтобы ее немедленно выпустили.
Натура человеческая переменчива, и мой восторг по поводу внезапного выздоровления Минервы быстро пошел на убыль. Если она увяжется за мной к развалинам, то поднимет такой гам, что разбудит не только мертвых монахов, но и сестриц Трамвелл. Однако я жестоко ошибалась. Минерва улизнула в темноту еще до того, как я пересекла лужайку. Если Гарри дождется меня, я, так уж и быть, прощу неблагодарную собаку. Но если Гарри ушел, тогда другое дело, придется высказать Минерве все, что я о ней думаю, В темноте циферблата часов было почти не видно, а во время реанимации Минервы я не удосужилась взглянуть, который час.
Вот и развалины. Одна из теней отделилась от прочих и направилась в мою сторону.
— Где тебя черти носят? — сварливо буркнул Гарри, и от его недовольного тона у меня словно крылья за спиной выросли.
Я стрелой преодолела расстояние, разделявшее нас, и повисла у него на шее, не забыв впиться в его губы поцелуем оголодавшей вампирши. Секунд пять Гарри крепко прижимал меня к себе, а потом — вот бесчувственное создание! — решительно оттолкнул.
— Опоздала всего на две ночи и на два с половиной часа, — холодно сообщил он, взглянув на часы. В отличие от моих они были современными, со светящимся циферблатом.
— Но я же не обещала, что приду в какую–то определенную ночь, — возразила я.
— Так же, как не опаздывать на три часа! — отрезал Гарри. — К твоему сведению, уже почти шесть.
— Не может быть! Твои часы, наверное, неправильно идут, или…
О нет! Я вспомнила про ощущение, будто проспала дольше, чем показывали часы. Видимо, старинный хронометр Энгуса попросту остановился, а я, даже не заметив этого, завела его.
Прошмыгнув мимо Гарри, я села на обрушившийся кусок стены. Влажный и холодный камень ничуть не улучшил моего настроения. Между двумя искрошившимися колоннами проступало розовеющее небо. Гарри сел рядом. Его рука на мгновение зависла у меня над головой, словно собираясь отвесить подзатыльник, затем нежно коснулась моих волос.
— Прости, Тесс. Я вовсе не сержусь, просто очень беспокоился. Не пора ли оставить свою навязчивую идею? Ведь ты ничего не нашла, правильно?
— Почему ты так уверен? На самом деле со времени появления в "Кельях" я выяснила уйму интересных фактов, один из которых имеет непосредственное отношение к тебе.
Я ссутулилась.
— Откуда этот тон? — Гарри оставил в покое мою голову и занялся руками. — Тесса, ты знаешь, как сильно я за тебя беспокоюсь. — Его ладонь ласково сжала мои пальцы, голос был нежен. — Если мои поступки заставили тебя думать иначе, то это только потому…
Что он такое говорит?
— Так ты знал! — воскликнула я, вырываясь. — Ты ведь знал, негодяй, когда я решила проникнуть в "Кельи", что твоя любовница–цыганка подвизается там в роли служанки… — Голос мой затих. Изумление на лице Гарри было столь неподдельным, что я устало опустилась на камень и неуверенно коснулась его рукава. — Прости, Гарри. Это подло с моей стороны. Если бы ты знал, что Шанталь работает в "Кельях", ты бы меня предупредил. — Гарри продолжал молчать. Я угрюмо оглядела развалины. — Ты ведь видел ее, когда прошлой ночью приходил сюда? И эта встреча не застала тебя врасплох, так? А что она? Шанталь видела тебя? Ты с ней говорил? — Теперь моя рука вцепилась в его рукав, я презирала себя за отчаяние, сквозившее в голосе. Лицо Гарри, освещенное первыми робкими лучами солнца, было таким прекрасным. — Это настоящая комедия ошибок.
— Нет, — он покачал головой. — Она меня не видела, и мы не разговаривали. Ее присутствие, конечно, усложняет положение, но раз Шанталь до сих пор не выдала тебя, думаю, ты можешь быть уверена, что она этого не сделает и впредь.
Мужчины — такие легковерные создания, но я не стала развивать тему Шанталь. Очень кстати вспомнив про письмо к папе, я протянула конверт Гарри. Он сунул его в карман джинсов и вновь принялся гладить меня по голове. Я почувствовала себя в безопасности, впервые за последние дни, что было довольно странно, потому что, в сущности, мне ничто не угрожало. Даже если бы Шанталь выдала меня, то самое большее, что пришлось бы пережить, — это жгучий стыд. Если кому и грозили настоящие неприятности, так это Гиацинте и Примуле.
— Гарри, я беспокоюсь о сестрах Трамвелл. В среду вечером мы ездили играть в карты в Чейнвинд–холл к местному сквайру, и, хотя Гиацинта с Примулой выиграли, боюсь, им не всегда сопутствует удача, поскольку они продали почти всю мебель и теперь принялись за серебро и книги. И самое неприятное в этом… Ты не поверишь, кто был среди гостей…
