Наверное, профессионально сделанный и пристойный роман не заслуживал бы такой критики, если бы Пристли не осыпали со всех сторон похвалами. Его, как это ни дико, уподобляли Диккенсу, а если романиста уподобляют Диккенсу, хочется остановиться и задаться вопросом, за что такая честь. Быть может, популярность Пристли зиждется на его откровенном оптимизме? Да, верно, в «Улице Ангела» изображены мрачные стороны жизни, но по сути – и об этом свидетельствует сама манера письма – Пристли, как обычно, жизнерадостен. Профессиональным утешителем его не назовешь, но таковые вполне могут на него ссылаться, а в глазах иных из них он, возможно, вообще предстанет чемпионом – антагонистом тех угрюмых высоколобых ругателей, что, как считается, постоянно подрывают основы английской литературы. Именно по этой причине столь откровенно второразрядного беллетриста уподобляют Диккенсу, этому великому мастеру прозы, глубокому психологу и остроумцу. Стоит от этого абсурдного комплимента отказаться, и мы похвалим Пристли за те достоинства, которые у него действительно есть, и прочитаем «Улицу Ангела» так, как эту книгу и следует читать: прекрасный развлекательный роман, воскресное чтиво, по-настоящему веселое и приятное, вполне достойное тех десяти шиллингов и шести пенсов, которые за него уплачены.
Э. А. Блэр
«Адельфи», октябрь 1930 г.
Генри Миллер, «Тропик Рака». Роберт Фрэнсис, «Волк под дверью»
Наш современник несколько напоминает рассеченную надвое осу, которая продолжает слизывать с блюдца варенье, делая вид, будто ей и без брюшка живется вполне прилично. Примерно из такого представления как раз и рождаются книги, подобные «Тропику Рака» (ибо можно предположить, что с течением времени таковых будет появляться все больше и больше).
«Тропик Рака» – роман (или, может, набросок автобиографии) про американцев в Париже – не фланеров с деньгами в кармане, но бедолаг-перекати-поле. Привлекает к себе в нем внимание многое, но прежде всего в глаза бросается и, быть может, представляет собой наиболее существенную черту повествования – изображение секса. Интересна тут не порнография (как раз наоборот), но попытка фактической достоверности. Половая жизнь описывается с точки зрения рядового человека, правда, следует признать, рядового человека, представленного в довольно непривлекательном виде. Почти все персонажи книги – завсегдатаи борделя. Они ведут себя и описывают свое поведение с шокирующей откровенностью, не имеющей параллелей в художественной литературе, хотя в реальной жизни довольно распространенной. В общем и целом книгу можно назвать обличением истинной природы человеческой. И поскольку уместным представляется вопрос, а что, собственно, в таком обличении хорошего, я должен развить только что высказанные соображения.
Одним из последствий ослабления религиозной веры стала безудержная идеализация плотской стороны человеческого существования. В каком-то смысле это естественно. Ведь если жизни по ту сторону могилы нет, то, несомненно, становится труднее мириться с тем фактом, что деторождение, совокупление и так далее являют собой акты в некотором роде отталкивающие. Конечно, в христианскую эру пессимистический взгляд на жизнь воспринимался как нечто более или менее само собой разумеющееся. «Человеку, которому дана жизнь от женщины, коротка и полна страданий», – говорится в молитвеннике, как о чем-то вполне очевидном. Но совсем иное дело согласиться с тем, что жизнь полна страданий, если веришь, что шаг в могилу – это последний шаг. Проще тешить себя какой-нибудь красивой ложью. Отсюда – ерническое веселье «Панча», отсюда Барри
[74] и его колокольчики, отсюда Герберт Уэллс и его утопии, наводненные скучными училками. Отсюда, прежде всего, чудовищная эксплуатация сексуальной темы в большинстве литературных произведений последних сотен лет. В такой книге, как «Тропик Рака», где секс представлен с опорой на голые отталкивающие факты, маятник, бесспорно, качнулся слишком далеко, но качнулся в верном направлении. Человек – это не йеху, но в чем-то на йеху он похож, и ему нужно об этом время от времени напоминать. Все, что требуется от авторов подобных книг, – это чтобы они выполняли свою работу со знанием дела и без соплей – этим условиям, как мне кажется, Генри Миллер удовлетворяет.
Да, скорее всего, так, хотя и предпочитает он писать о вещах отталкивающих. Он не согласился бы, если бы его назвали пессимистом. Более того, у него есть пассажи, исполненные поистине уитменовского восторга перед жизнью и ее проявлениями. Кажется, он хочет сказать, что тот, кто отворачивается и не хочет думать об уродстве, приходит к убеждению, что жизнь – штука не менее, а более стоящая. С литературной точки зрения роман его – вещь добротная, хотя и не выдающаяся. Она крепко сбита, и в ней совсем немного неряшливости, столь характерной для нынешней прозы. Если ей суждено привлечь внимание критики, то ее наверняка поставят в один ряд с «Улиссом» – и совершенно напрасно. «Улисс» – произведение не только несравненно более значительное, но и совершенно иное по своей творческой сути. Джойс – по преимуществу художник; Миллер – проницательный, хотя и чрезмерно жесткий автор, выражающий свои взгляды на жизнь. Цитировать его нелегко из-за ненормативной лексики, которой роман буквально нашпигован, но вот один пример:
«Когда предутренний отлив уносит все, кроме нескольких сифилитичных русалок, застрявших в тине, кафе “Дом” напоминает ярмарочный тир после урагана. В течение следующего часа стоит мертвая тишина. В этот час смывают блевотину. Потом внезапно деревья начинают кричать. С одного конца бульвара до другого вскипает безумная песнь. Она как звонок на бирже, возвещающий о ее закрытии. Все оставшиеся мечты сметаются прочь. Наступает время последнего опорожнения мочевого пузыря. В город медленно, как прокаженный, вползает день…»
[75]
Тут есть выверенный ритм. Американский английский не столь гибок, как английский английский, но в нем, пожалуй, больше живости. Не скажу, что, прочитав «Тропик Рака», я открыл для себя великий роман нынешнего столетия, но я действительно считаю, что это весьма заметная книга, и всячески рекомендую каждому, кому она попадет в руки, полистать ее.
Что касается «Волка под дверью», то тут мы оказываемся на более привычной территории. В каком-то смысле это точная противоположность «Тропику Рака», потому что книга выходит под шапкой: «литература бегства». Сразу, правда, возникает вопрос: бегство – куда? В данном случае – в фантастическую, но с малейшими подробностями описанную страну, где живет маленький ребенок. Повествуется история, которую Хэвлок Эллис
[76], написавший к книге предисловие, объявляет «сном», про девочку, родившуюся в нищей крестьянской семье на севере Франции после войны 1870 года. Впрочем, лучше всего процитировать:
«Мы опустились на колени подле маленькой деревянной скамьи, доходившей мне до подбородка, и я положил перед собой свои книги – “Обитель мертвых” и “Избранные мысли” Боссюэ.
[77] Если проповедь оказывалась слишком длинной, я слизывал краску с обложки “Мыслей”, и губы мои краснели. В то воскресенье я надкусил край скамейки – до сих пор четко помню вкус сосны, отдающей смолой и покрытой пятнами от прикосновений наших маленьких ладошек, – и сломал передний зуб…»
