В следующем году Паскевича срочно перекинули гасить пожар на другом краю империи – в Польшу. Вместе с ним ушла и основная часть войск. Оставшиеся силы были поделены между Кавказским корпусом генерала Панкратьева и Кавказской линией генерала Вельяминова. Таким образом силы, и так невеликие, оказались распылены, и каждый из начальников действовал на своем участке.
Стратегия заключалась в строительстве «линий» – цепочек укреплений, которые рассекали бы враждебную территорию. Небольшие гарнизоны, распределенные между крепостями и фортами, прорубали просеки через лес и пытались контролировать эти коммуникации. Время от времени войска совершали карательные экспедиции.
Этот изобретенный в штабах проект был во всех отношениях дорогостоящим и очень небыстрым.
Военный министр Чернышев в 1836 году сформулировал принцип кавказской колонизационной политики следующим образом: «Потребовать предварительно добровольного изъявления покорности со стороны горских племён, за новой линией обитающих, и представления достаточных ручательств в ненарушимом соблюдении всех условий подданства, а затем уже обратиться к силе оружия, неотступно опустошая жилища и поля в пределах наших, доколе не будут вынуждены к безусловной покорности и не выдадут оружия».
От моря на запад, вдоль реки Кубань, на двести километров шла Черноморская кордонная линия для обороны от закубанских черкесов. На юг протянулась Черноморская береговая линия – «для затруднения сношений горских племен с Турцией», а позднее и с британскими агентами, проникавшими на Кавказ. На восток, вглубь гор, простиралась Лабинская линия, далее Кисловодская, две Кабардинские, Терская, Нижне-Сунженская, Чеченская и так далее – огромный, сложный комплекс укреплений, постов, пикетов и батарей, которые не столько контролировали горцев, сколько сами служили объектом постоянных нападений.
Год шел за годом, менялись главноначальствующие, а ситуация только ухудшалась. Наскоро построенные форты по большей части были плохи, гарнизоны недостаточны и все время сокращались из-за боев и болезней. Множество солдат сбегали в горы, спасаясь от муштры и палок (у Шамиля потом будут целые подразделения из дезертиров).
В 1840 году стало очевидно, что «линейная» система не работает. Горцы западного Кавказа активизировались и перешли от одиночных набегов к широкому наступлению.
На рассвете 7 февраля черкесский князь Хаджи Исмаил Берзек внезапным ударом захватил форт Лазаревский, истребил весь гарнизон, разрушил укрепления и безнаказанно ушел, оставив груду обезглавленных трупов.
29 февраля та же участь постигла форт Вельяминовский, причем запершиеся в блокгаузе солдаты были сожжены живьем.
23 марта пал форт Михайловский – оказавшись в безвыходном положении, защитники сами себя подорвали. Уцелевшие 80 солдат попали в плен.
Неделю спустя Николаевский форт, названный в честь самого государя, не устоял под черкесским натиском, весь гарнизон, 250 человек, погиб.
Еще несколько крепостей были атакованы, но кое-как устояли.
Не прекратились дерзкие нападения и в последующие годы. Контроль над Черноморским побережьем удалось более или менее восстановить лишь к середине 1840-х годов.
Но к этому времени главной проблемой русского командования давно уже являлся не западный, а восточный Кавказ, куда переместился центр сопротивления.
Внезапное нападение. И. Сакуров
Кавказ поднимается
Настоящая кавказская война началась, когда разрозненные горные «общества» обрели идеологию, позволившую им объединиться и даже создать собственное государство. Это движение, вошедшее в историю под именем «мюридизма» («послушничества»), обладало мощной энергетикой и придавало естественному стремлению горных народов отстоять свои обычаи и свободы дух высокого религиозного служения.
Еще в двадцатые годы в Дагестане явился проповедник из далекой, почитаемой за мусульманскую ученость Бухары – некий Хасс-Мухаммад, призывавший всех истинно верующих отрешиться от стяжательства и эгоизма, посвятить себя Аллаху и следовать Тарикату (Пути). Это был не политический вождь, а суфийский мистик, вокруг которого сплотились ученики-мюриды. Один из них, лезгинец Мухаммад Ярагский, человек уважаемый и авторитетный, первый заговорил о том, что истинным служением Аллаху будет борьба с неверными – теми, кто вознамерился принудить кавказцев к «безусловной покорности».
Но и Мухаммад Ярагский был вероучителем, идеологом – не воином. Знамя газавата против русских поднял его зять аварец Кази-Мулла («Непобедимый Мулла»), провозглашенный имамом, предводителем мусульман.
Он перемещался из аула в аул, произнося зажигательные речи. Свита его фанатичных мюридов постепенно увеличивалась и разрослась в целое войско из нескольких тысяч джигитов. Теперь Кази-Мулла уже не убеждал, а заставлял селения жить по шариату.
Воевал он пока не с русскими, а с дагестанскими «коллаборантами». Самыми сильными из них были владельцы Аварского ханства, присягнувшие на верность России. Сторонники газавата осадили аварскую столицу город Хунзах.
Но в качестве военачальника Непобедимый Мулла оказался не таким уж непобедимым. Молодой хан Абу-Нацал разбил его мюридов, и те отступили в горы. Напал Кази-Мулла на русские крепости – тоже не справился. Однако и карательный отряд, посланный против первого имама, взять его труднодоступную резиденцию не сумел. В атмосфере религиозной экзальтации, которой был охвачен Дагестан, весть о неуспехе русских восприняли как свидетельство милости Аллаха. Ряды сторонников Кази-Муллы сразу увеличились, и в 1831 году он напал на два важных города, Кизляр и Тарки, угрожая Дербенту.
Ответом стала крупная военная операция, которую возглавил сам командующий Кавказской линией генерал Вельяминов.
Русские войска осадили имама в его родном ауле Гимры. 17 октября 1832 года начался штурм.
Покорение Кавказа. М. Романова
Под огнем артиллерии Кази-Мулла с горсткой уцелевших мюридов отступил из аула и заперся в башне. Сдаваться он отказался, и почти все, включая самого имама, были переколоты штыками. Спасся, кажется, только один воин – но какой…
Вот как об этом рассказывает рядовой участник штурма: «Все ущелье горцами было преграждено громадным завалом, в центре которого была возведена башня, оборонявшаяся самим Кази-Муллой со своими избранными приверженцами. После упорного сопротивления башня была взята нашими войсками, и все защитники вместе с самим Кази-Муллой переколоты, но один, совсем почти юноша, прижатый к стене штыком сапера, кинжалом зарезал солдата, потом выдернул штык из своей раны, перемахнул через трупы и спрыгнул в пропасть, зиявшую возле башни. Произошло это на глазах всего отряда. Барон Розен [командующий Кавказским корпусом], когда ему донесли об этом, сказал: «Ну, этот мальчишка наделает нам со временем хлопот…». Слова эти припомнились потом, несколько лет спустя как пророческие, когда со слов самого Шамиля узнали, что он был тем самым юношей, который так поразительно находчиво и счастливо ускользнул в Гимрах».
