Но время Шамиля (хоть он и не был таким юным, как показалось русским) еще не настало. Вторым имамом стал один из близких соратников павшего вождя Гамзат-бек Гоцатлинский, прославленный воин из знатного аварского рода.
Однако все усилия нового вождя тратились на борьбу не с оккупантами, а со своими же горцами – теми, кто не желал признавать его власть.
Поначалу Гамзат-беку сопутствовал успех. Уговорами или силой он сумел подчинить себе множество селений и набрать большое войско, чуть не двадцать тысяч воинов. С этой силой, однако, имам пошел не на русских, а на Хунзах. Правительницей Аварии была старая ханша Паху-Бике. Гамзат-бек вступил с ней в переговоры, заманил в свой лагерь ее сыновей, в том числе победителя Кази-Муллы храброго Абу-Нацала, и всех их перебил, а затем умертвил и саму ханшу.
После этого имам объявил себя правителем Аварии – самого крупного и населенного из горских княжеств. Но вероломство и жестокость «святого человека» подорвали его авторитет. Торжество Гамзат-бека длилось недолго. Составился заговор, одним из участников которого был знаменитый впоследствии Хаджи-Мурат. В сентябре 1834 года второй имам был убит в хунзахской мечети, и потом его труп несколько дней валялся на земле. [Этот эпизод кавказской войны красочно описан в повести Л. Толстого «Хаджи-Мурат».]
И лишь после этого, так сказать, с третьей попытки, народы Кавказа обрели по-настоящему великого лидера. Им стал чудом спасшийся в Гимрах мюрид первого имама Шамиль (это имя означало «Услышанный богом»).
Он родился в знаменитом ауле Гимры в 1797 году. С Кази-Муллой, первым имамом, Шамиль был дружен с детства и считал его старшим товарищем, а потом – учителем. По понятиям гор Шамиль был человеком высокообразованным: в доскональности знал Коран и мусульманскую философию, мог читать по-арабски. Но главное – он обладал выдающимися лидерскими качествами, причем как в военной области, так и в гражданском управлении. Два первых имама тоже умели сплачивать вокруг себя людей, но Шамиль был поистине выдающимся «ловцом душ». О его мудрости, набожности, справедливости ходили легенды.
Вот один пример шамилевской «PR-стратегии», впоследствии еще и приукрашенный.
Однажды к имаму явилась делегация от некоей чеченской общины, чтобы попросить разрешения не участвовать в джихаде против русских из-за крайне тяжелого положения. Зная, что имам придерживается принципа «кто не с нами, тот против нас», посланцы решили заручиться поддержкой матери диктатора. Всем было известно, какой он почтительный и послушный сын.
Шамиль устроил целое шоу. Сначала на три дня заперся в мечети – спросить совета у Всевышнего. Когда же вышел, объявил, что Аллах велел ему наказать собственную мать за измену ста ударами плетью. На площади, при всех, старухе нанесли несколько ударов, а остальные Шамиль принял сам. «Мессидж» был ясен: ради божьего дела я не пожалею ни себя, ни собственной матери.
После такого спектакля делегаты ожидали какой-нибудь жестокой казни, но Шамиль сказал им: «Ступайте и расскажите, что видели». Это был очень ловкий ход. Если б Шамиль предал смерти уважаемых людей, чеченцы стали бы его заклятыми врагами, теперь же они прониклись к имаму благоговейным почтением.
Шамиль. Фотография А.И. Деньера
Поддержка чеченцев стала для аварца Шамиля особенно важна после тяжелого поражения 1839 года, когда отряд генерала Граббе взял штурмом укрепленный аул Ахульго. Горский вождь опять спасся чудом, уведя с собой горстку мюридов, при этом одна из жен имама погибла, старший сын попал в плен, второй, шестилетний, был ранен и еще один, совсем маленький, убит.
Тогда многие дагестанские сообщества отошли от газавата и присягнули царскому правительству, а Шамилю пришлось бежать в Чечню. Но это бегство лишь расширило территорию движения. Вместо того чтобы договориться с чеченцами, русское командование потребовало от них полного разоружения, да еще устроило против них карательный поход – и вся область восстала.
С 1840 года Шамиль становится имамом и Дагестана, и Чечни. Он переносит столицу своего государства (Имамата) в чеченское селение Дарго.
Горское государство представляло собой весьма интересное явление. По форме оно было теократической абсолютной монархией, но все важные решения Шамиль обсуждал с Диван-ханом, Высшим Советом, в который входили старшие военачальники-наибы, уважаемые муллы и старейшины. При этом правил Шамиль железной рукой и за короткое время построил довольно эффективную административную систему. Небольшая по размеру страна (около 1000 квадратных километров, с населением примерно в 400 тысяч человек), делилась на 33 района-наибства. С жителей взимались налоги, составлявшие основу бюджета. Кроме того в казну поступала пятая часть всей добычи от набегов.
Разноукладные и разноплеменные общины регулировали свою жизнь по единому своду законов – Низаму, основанному на предписаниях шариата.
Государство было не только религиозным, но и военным: все здоровые мужчины были расписаны по сотням и десяткам. Всеобщая мобилизация проводилась перед очередной кампанией, но у Шамиля имелась и постоянная армия – даже собственная артиллерия, где служили русские дезертиры, которым не за что было любить «Николая Палкина». Со временем в Имамате появились даже регулярные полки, состоявшие из полутысяч, сотен и десятков. Эти части снабжались централизованно (а не сами себя содержали, как обычные отряды партизанского типа).
Поскольку шариат суров, а обстановка все время была военная, власть Шамиля держалась не только на его авторитете, но и на страхе. В Имамате существовала жесткая система наказаний, от тюремного заключения до смертной казни.
Война между двумя государствами – огромным и маленьким, давно существующим и только что созданным, «цивилизованным» и «дикарским» (с русской точки зрения) – развивалась по весьма непростому сценарию.
Неудача за неудачей
«Линейная» стратегия с ее ставкой на сеть маленьких гарнизонов и единичные карательные экспедиции плохо работала и прежде. Теперь она оказалась совсем негодной. Пока большие отряды, обремененные артиллерией и обозами, карабкались по горным склонам или рубили просеки, наибы Шамиля свободно маневрировали, а при необходимости соединялись и давали бой в удобном для них месте. Нанеся правительственным войскам потери своим неизменно метким огнем, горцы уходили. Это позволяло генералам бодро рапортовать начальству о победе, но никакого результата не давало.
Благодаря Лермонтову, летом 1840 года принявшему участие в чеченском походе генерал-лейтенанта Галафеева и сочинившему хрестоматийную поэму о битве на реке Валерик, у русского общества сложилось несколько превратное представление о том, как происходили такие столкновения.
