Утром Илона проснулась с первыми лучами солнца. Открыв глаза, она не сразу сообразила, где находится. Все, что произошло с ней накануне – обыск, арест, допрос, побег из райотдела, – казалось ей страшным сном, и возвращение в реальность было безрадостным. Не в лучшем настроении проснулся и Эдик. Ни сейчас, ни в отдаленной перспективе он ничего конкретного ей предложить не мог и честно признался, что не готов вместе с ней податься в бега. У него есть родители, которые непременно начнут за него волноваться, если он вдруг возьмет и уедет неизвестно куда и на сколько. Да и потом, зачем ему от кого-то скрываться? Ну видела его дворничиха вместе с ней на стройке – и что с того? Это же было не в тот день, когда Илона застрелила Беса. Никаких следов после себя он там не оставил, это исключено. Максимум, что ему могут предъявить, – это кражу винтовки, да и это еще надо доказать. Владелец винтовки опознать его вряд ли сможет, в этом Эдик был абсолютно уверен. Когда он загримировался под бомжа, он сам себя не узнал бы, а при общении по телефону он изменил свой голос с помощью специальной компьютерной программы до неузнаваемости. И вообще, если бы Илона не спалилась с патронами, от которых у нее не хватило ума вовремя избавиться, у ментов не было бы против них ни одного доказательства, и ей не пришлось бы признаваться в заказном убийстве.
Возразить на это Илоне было нечего, и она молча стала собираться. Эдик же ее намерение уйти от него воспринял с явным облегчением. Стараясь не смотреть ей в глаза, он сунул ей на прощание пять тысяч долларов, не забыв упомянуть при этом, что отдает свою долю из тех денег, что они получили от заказчика. Получилось, что он как бы откупился от нее. Взяв у него деньги, Илона ушла, и больше Эдик о ней ничего не слышал. Опасаясь, что ее скоро опять поймают и она может сдать его ментам, ведь он, по сути, предал ее, Эдик в тот же день решил бежать из страны, благо загранпаспорт с шенгенской визой у него имелся.
Прилетев в Париж, он обратился к первому же встречному полицейскому с вопросом, где набирают добровольцев в Иностранный легион. Полицейский привел его к сборному пункту легиона. В Иностранный легион Франции имеют шанс попасть исключительно здоровые мужчины в возрасте от 18 до 40 лет, физически подготовленные к военной службе. Эдика же Бог здоровьем не обидел. Он успешно прошел все тесты, сдал нормативы при приеме в легион и получил новые документы на имя Эдмона Габена. С этого момента он мог уже не опасаться преследования со стороны родных правоохранительных органов, но, чувствуя себя в долгу перед Илоной, он решил ей помочь, взяв всю вину за убийство Беса на себя. Для него это был единственный шанс как-то оправдаться перед Илоной.
Из Парижа Эдмон отправил письмо своему другу Максу с вложенным в него чистосердечным признанием для прокуратуры в том, что он, Эдуард Губов, получил заказ от «профсоюза киллеров» и сам застрелил Беса, а винтовку потом утопил, и указал место, где сбросил ее с моста. А что касается найденных у Илоны патронов, то он написал в своем признании, что якобы специально их ей подбросил. Фактов, которые он привел в своем признании, было достаточно для того, чтобы отвести от Илоны все подозрения. Ему самому-то это признание теперь ничем не грозило, ведь разыскивать будут не Эдмона Габена, а Эдика Губова.
* * *
Выслушав ночную исповедь Эдмона, Марина не стала осуждать его за то, что тому пришлось пойти на преступление. Да, во всей этой истории его роль выглядела весьма неприглядно, но неизвестно, как она сама повела бы себя в ситуации, когда спасти одного человека можно было только ценой жизни какого-то бандита. Особенно неприятный осадок остался у Марины от того, с каким плохо скрываемым восхищением Эдмон рассказывал ей о бывшей биатлонистке, которая ради спасения своей подруги решилась застрелить уголовного отморозка по кличке Бес. Дело было даже не в ревности к этой неизвестной ей Илоне, а в том, что, по версии следствия, отца Марины тоже застрелили из спортивной малокалиберной винтовки для биатлона. Причем произошло это всего через полгода после того, как Илона стреляла в Беса.
Сейчас Марина решила ничего пока не говорить Эдмону о внезапно возникших у нее подозрениях. Сначала им надо как-то выбраться из этой пустыни и вернуться в Киев, а там она уже потребует от Эдмона, чтобы он сам занялся расследованием убийства ее отца, раз официальное следствие зашло в тупик. Горе-следователи не смогли установить даже место, откуда был произведен выстрел, когда Рашид Мамедов садился в свой бронированный «Гелендваген».
Пять лет назад это резонансное убийство журналисты сразу же окрестили «преступлением века» и сравнивали его с покушением на Кеннеди. Такое сравнение, наверное, польстило бы ее отцу, останься тот жив, конечно. А вот то, с каким восторгом вел репортаж с места происшествия тележурналист, открыто восхищавшийся меткостью стрелка, уложившего олигарха с одного выстрела, Марину покоробило.
Более подробные сведения об этом явно заказном убийстве она узнала уже от следователя прокуратуры, расследовавшего это дело. По извлеченной из трупа пуле удалось выяснить, что киллер стрелял из мелкокалиберной винтовки, использовав патрон калибра 5,6 мм производства «Dynamit Nobel», но из какого именно оружия застрелили ее отца, осталось неизвестным. Вопреки сложившимся стереотипам, киллер винтовку на месте преступления не бросил, а для пулегильзотеки этот ствол отстрелян не был. Баллистическая экспертиза смогла лишь установить примерную дистанцию, с которой был произведен выстрел, – около пятидесяти метров. Точное место, откуда стрелял киллер, эксперты определить не смогли. Видеокамеры, установленные на офисе Мамедова, захватывали только прилегающую к офису территорию, и киллер, стрелявший, очевидно, из проезжавшей мимо машины, в их зону действия не попал. Такое вот почти идеальное убийство. Наемный убийца-снайпер за считаные секунды умудрился поймать в прицел тщательно охраняемого олигарха в тот момент, когда его телохранитель открывал свою дверь, и через образовавшуюся щель пуля поразила Рашида Мамедова в голову. Ни следов, ни оружия, и толку от осмотра места происшествия никакого – никто, включая охранников Мамедова, ничего не видел и самого выстрела не слышал. Более того, телохранители Мамедова не сразу даже заметили, что их клиента застрелили. Мелкокалиберная пуля аккурат попала ему в наружный слуховой проход, не оставив на ушной раковине ни капли крови, и только когда «Гелендваген» вырулил на проезжую часть и бесчувственное тело Мамедова начало заваливаться на бок, незадачливые секьюрити подняли тревогу и вызвали скорую. Кто стрелял, откуда, так и осталось для них загадкой, и Марина теперь очень надеялась, что Эдмону, который уже столько всего для нее сделал, удастся эту загадку разгадать.
Погруженная в свои мысли, Марина поднялась и немного постояла у догорающего костра. Покрутив в руках сухую ветку, она швырнула ее в угасающее пламя. В отсвете поднявшего снопа искр она увидела, что Эдмон уже спит, и легла рядом, плотно к нему прижавшись.
* * *
Трое бушменов-следопытов, отправившихся с утра пораньше на охоту, заметив струйку дыма, вздымавшуюся в небо над озером, подумали, что это готовят себе на костре завтрак их соплеменники. За весь предыдущий день следопытам-охотникам удалось найти только одну кладку страусиных яиц, которыми они хотели по-братски поделиться со своими собратьями-бушменами.
