На Белорусско-Балтийском вокзале столицы Тихонова встречали Наташа и Павлик. Они наняли таксомотор и отправились домой по Тверской, через бульвары, на Арбат и Смоленскую-Сенную площадь. Сидя на заднем сидении кабриолета, Тихонов наслаждался обдувавшим теплым весенним ветерком и видами Москвы. После аккуратненьких, почти кукольных европейских городов здесь чувствовалась российская ширь: и в больших площадях, и в просторных магистралях, и в обилии света. Павлик на коленях у отца без конца вертел головой, указывал рукой то на одно здание, то на другое, расспрашивая о чем-то родителей.
Машина свернула в 1-й Смоленский переулок, быстро оказалась у Николо-Щиповского и остановилась во дворе Невольного переулка. Расторопный шофер вынес из машины чемоданы и коробки, получил плату с чаевыми, развернулся и уехал, а Тихоновы остановились перед своим подъездом. Владимир Константинович, оглядываясь, вдруг поразился, насколько «Московский дворик» художника Поленова походил на двор, где стоял их дом. Та же зеленая травка с тропинками, натоптанными от одного дома до другого, те же деревянные сарайчики, где москвичи держали дрова для печек, лишний скарб и, порой, мелкую живность. Даже куры, клевавшие что-то в траве, и те были словно с поленовского полотна. Пока родители заносили вещи домой, Павлик умчался к ватаге знакомых мальчишек, шумно игравших «в ножички» возле забора. Он знал, что родители теперь часто будут гулять вместе с ним, ведь папа сказал, что приехал насовсем и получил целый месяц отпуска.
— Нет, вы посмотрите, какой взрослый стал! — воскликнул Тихонов, глядя вслед сыну.
— Что же ты хочешь, Володенька? Мальчику девятый год идет, первый класс скоро закончит. В школу самостоятельно ходит. Вон она, во Втором Смоленском переулке возвышается над домишками. Каждый день через наши переулки бегает, всех мальчишек знает, и они его, конечно. Ведь Павлик очень общительный! — подробно рассказала о сыне Наташа и прижалась к мужу, склонив голову на его плечо.
Утром отправились в зоопарк. Папа с мамой торопились показать сыну недавно открытую площадку молодняка, чтобы он позабавился, наблюдая за зверятами-малышами. Но Павлик довольно равнодушно посмотрел на их веселые игры и начал упрашивать пойти смотреть вольер «Полярный мир».
— Что же тебя там заинтересовало? — спросил Владимир Константинович.
— Мне нужно посмотреть белых медведей и других животных, обитающих во льдах Арктики, — по-взрослому ответил Павлик.
— А зачем? — удивилась мама.
В следующую минуту сын всерьез удивил родителей:
— Затем, мама, что я хочу стать полярником. Вырасту, выучусь и поеду работать на Северный полюс!
Папа с мамой переглянулись: маленький, а планы — большие. Немного позже идея Павлика подверглась коррекции. Он пошел с папой в кино. Ближайший кинотеатр находился недалеко, на Арбате, и назывался «Арбатский АРС». Владимир Константинович предложил посмотреть приключенческую ленту «Красные дьяволята» про Гражданскую войну. В кассе прямо с улицы они взяли билеты и прошли в фойе, где перед началом сеанса небольшой оркестрик играл популярные мелодии. Отец и сын съели мороженое, посидели на стульях в фойе, слушая музыку, а затем прошли в зал, где начинался фильм. Тихонов несколько раз смотрел веселые приключения бесстрашных ребятишек и в этот раз от души смеялся над их уморительными трюками. Павлик смеялся рядом. Однако когда картина кончилась, и они темным двором через арку выходили на улицу вместе с остальными зрителями, сын сказал:
— Папа, я больше люблю кино про моряков. Мама меня недавно водила смотреть «Броненосец „Потемкин“», там такие корабли красивые!
Отец решил поправить ребенка:
— Кинофильм же не про корабли, а про революцию…
— Да, но мне больше нравилось смотреть на корабли. Когда я вырасту, стану моряком.
— Павлик, ты же говорил, что хочешь стать полярником. Передумал?
— Вовсе нет! Буду моряком и полярником. Ведь на Северный полюс можно только на корабле приплыть. Вот я выучусь на моряка и поплыву на Северный полюс.
Когда вышла кинолента «Челюскин», Наташа специально повела Павлика в кино, чтобы он посмотрел, насколько тяжело и опасно работать в Арктике. Но сын еще больше утвердился в своей мечте, увидев, как спасали героев-полярников из экспедиции Отто Шмидта. Он даже решил закаляться холодной водой, чтобы не бояться морозов и не болеть. По выходным они с отцом на трамвае маршрута «А», который проходил по 1-му Смоленскому переулку, ездили в Пресненские бани. В моечном зале, раскрасневшись от жесткой мочалки, которой натирал его Владимир Константинович, Павлик выливал на себя два тазика холодной воды. Потом, намытые и распаренные, они сидели в буфете, где отец покупал себе кружку пива, а сыну стакан его любимого лимонада. Павлик гордо интересовался:
— Видел, что я не боюсь холода? Я специально тренируюсь, чтобы стать полярником.
Отец улыбался и трепал его по влажным волосам.
Отпуск Тихонова закончился, и утром он надел черные форменные брюки и синий китель, застегнул перед зеркалом крючки воротника стойкой, высоко подняв подбородок. Оглядев себя, отметил, что за годы загранкомандировки отвык от военной формы. Наташа стояла рядом и смахивала невидимые пылинки. А Павлик зачарованно смотрел и молчал. Потом вдруг восторженно спросил:
— Папа, ты настоящий моряк?
— Теперь буду моряком, — ответил отец и нахлобучил флотскую фуражку на голову сына.
— И я тоже! — не заставил себя ждать сын.
Выходя из дома, Тихонов отдал честь и поздоровался с комбригом Гольдгубером, спускавшимся из подъезда двухэтажного дома в центре двора. Немолодой грузный военный в начищенных до зеркального блеска сапогах служил преподавателем в Военной академии имени Фрунзе. Вместе они вышли в Невольный переулок и, обмениваясь городскими новостями, пошли в направлении Арбата, где их пути разошлись.
В Разведывательном управлении штаба Красной Армии к моменту возвращения Тихонова из командировки произошли перемены: его переименовали в IV Управление, добавили отделы, направления работы, увеличили количество служащих центрального аппарата.
В кабинете начальника Управления Тихонов докладывал о результатах командировки и планах работы на будущее. Утром в отделе кадров его поставили в известность о назначении на должность заместителя начальника отдела агентурной разведки, и Берзин вызвал к себе, чтобы обсудить новые направления работы.
Ян Карлович выглядел уставшим и пребывал явно не в лучшем расположении духа. Он то и дело прикрывал рукой красные от недосыпа глаза, молча слушал, лишь иногда задавая вопросы. Наконец он жестом прервал доклад подчиненного и сухо уточнил:
— Почему вы часто акцентируете внимание на этом обычном немецком моряке, который входит в число связей нашего разведчика «Ферзя»?
— Канарис — не просто офицер военно-морских сил Германии, он входит в закрытый круг влиятельных лиц, которые вынашивают идею о возрождении Рейхсмарине и делают немало практических шагов в этом направлении. Он еще станет адмиралом и будет играть важную роль в развитии военной системы страны, поверьте мне.
