Наташа с неким смущением возразила:
— Уж и сама! Ты летом из командировки таким знойным приехал, будто сам испанцем стал. Я в твоих объятиях словно летала. Летала-летала, да залетела! Так нынче молодые дамы про свое интересное положение друг другу сообщают.
— Значит, нам так на роду написано. На будущий год Павлику восемнадцать исполнится, тут и малыш появится. Снова мы с тобой молодыми родителями станем!
А Наташа рассказывала о своих переживаниях:
— Я совершенно растерялась, когда поняла, что произошло. Мне уже сорок исполнилось — не молоденькая. И тебя рядом не было, чтобы посоветоваться. Поехала в нашу железнодорожную поликлинику, показалась врачу. Тот сказал, что мое здоровье не внушает опасений, велел больше гулять и не волноваться. Стала готовиться вновь превратиться в молодую маму. Никому ничего не говорила, пока живота не заметно со стороны.
— Павлик скоро после практики из моря вернется. Вот удивится своим родителям!
Наступил 1939 год. Тихоновы возвратились в Москву. Наташа привезла отца из деревни и оставила в Ленинграде на попечение Ольги Антоновны, но договорилась с ним, если будет хуже, то придется ехать в Москву на лечение. С бабушкой остался и Павлик, который почти перед самым Новым годом списался с парохода в Мурманском порту и примчался домой повидаться с родителями.
— Трудно понять, когда он так возмужал? — удивлялась Наташа. — Летом уезжал на практику — паренек как паренек был. А сейчас усы отрастил, курить начал, смотрит взглядом взрослого человека, обо всем свое мнение имеет…
— В море, Наташа, люди быстро взрослеют, — задумчиво ответил Владимир Константинович. — Павлик наш маменькиным сынком никогда не был. После практики вовсе настоящим мужчиной стал. Слышала, как он сказал, что после окончания техникума обязательно вернется работать в полярных широтах? Это не детские мечты, а рассуждения человека, понимающего, что почем. Я рад его решительности!
За себя Тихонову радоваться не приходилось. На службе в Разведуправлении его так и не восстановили. С октября, третий месяц он числился «за штатом», на его возмущенные вопросы кадровики отвечали, что вакантной должности так и нет, а «за штатом» можно находиться до полугода. Не оставалось ничего другого, как только терпеливо ждать.
Все вмиг изменилось в марте, когда Тихонов по каким-то кадровым вопросам был вызван в новое здание Наркомвоенмора, выстроенное в Леонтьевском переулке неподалеку от Главного штаба РККА. В огромном вестибюле он встретил товарища по Испании Николая Герасимовича Кузнецова, вместе с которым помогали республиканцам и давали отпор фашистам на море. Они даже обнялись на радостях, несмотря на появившуюся разницу в чинах: один стал флагманом второго ранга, то есть контр-адмиралом, а другой так и остался капитаном второго ранга.
— Какими судьбами вы оказались здесь, Владимир Константинович? — приветливо спросил Кузнецов.
Тихонов несколькими словами, чтобы не задерживать высокого флотского руководителя, описал ситуацию. Кузнецов, знавший его с самой лучшей стороны, не на шутку встревожился случившимися в судьбе товарища злоключениями и предложил поговорить более обстоятельно. Пока шли к нему, сообщил, что недавно переведен с должности командующего Тихоокеанским флотом в Москву и назначен заместителем народного комиссара Военно-морского флота. В кабинете, усадив гостя напротив себя, негромко продолжил, явно осторожно подбирая слова:
— Итак. Состою в должности замнаркома, а фактически работаю за него. Нарком у нас, как ясно солнышко в скверную погоду: разок мелькнет и пропадет надолго. Он человек не флотский, военно-морские проблемы ему мало знакомы, желания вникать в них он явно не выражает. Недавно сам товарищ Сталин, минуя наркома, звонил напрямик мне, тем самым выражая высокое доверие. Такая вот у нас обстановка, Владимир Константинович. Поэтому, пользуясь большими возможностями, готов решить вопрос с вашим назначением на должность. Вы ведь моряк до мозга костей. Помню, как мы в Испании по-флотски надежно работали плечом к плечу. Флоту нужны специалисты высокого класса, пора вам возвратиться в родную стихию. Надеюсь, вы не против моего предложения?
— Я-то не против в широком смысле слова, да у меня больно узкая специализация. Найдется ли у вас для меня место?
— Именно в разведке я и хочу предложить вам должность. Сейчас мы формируем органы разведки центрального аппарата наркомата ВМФ и разведотделы в штабах флотов. Квалифицированных специалистов не хватает. После Гражданской войны разведку флота ликвидировали, ее функции передали Разведывательному управлению Красной Армии. Вы это помните, поскольку сами были очевидцем и участником тех событий. Время требует от флота создания собственных сил разведки, в том числе агентурной. На главных направлениях люди уже работают. Но требуется руководитель такого направления, которое объединяло бы все добытые сведения и готовило аналитические документы для командования. Хочу предложить вам возглавить информационную работу разведки ВМФ.
— Спасибо за доверие. Готов заняться организацией работы на этом важном направлении. Вместе с тем, вам как руководителю наркомата ВМФ сообщаю, что у меня на руководстве состоит ценная зарубежная агентура. В Барселоне действует радиофицированный разведчик-источник «Ферзь», чьими разведданными мы пользовались в Испании. Вам, наверное, памятны те ситуации, когда полученные от него сведения помогали нам успешно противостоять силам фашистов.
— Да, я помню, что подготовленная вами и вашими людьми в Испании информация, была весьма своевременной ценной.
— Кроме «Ферзя», в Испании работает под псевдонимом «Аврора» его радистка, очень квалифицированный сотрудник нашей разведки. Оба они могли бы активно работать в интересах флота. Оперативные документы на них лежат в Разведупре, однако я не думаю, что за полгода, прошедшие после моего отъезда из Испании, их передали для руководства другому оперативному работнику. Тем более что условия агентурной связи с ними я никому сообщить не мог, потому что меня после приезда из загранкомандировки к месту прежней службы так и не допустили. Было бы правильным официально передать руководство этими разведчиками из Разведупра в разведку ВМФ.
— Хорошо, Владимир Константинович, я подумаю, как лучше решить этот вопрос.
— Николай Герасимович, это еще не все. В Стокгольме находится наш источник «Адмирал». Я вел с ним работу, но в начале тех годов, по распоряжению командования, передал его на руководство помощнику советского военно-морского атташе в Швеции Артуру Александровичу Риттеру. Мне известно, что Риттер в 1937 году был вызван в Москву и арестован, в результате чего «Адмирал» остался без руководства. На мой взгляд, не использовать его возможности в интересах ВМФ будет большой ошибкой. Он мог бы освещать обстановку на Балтике, а «Ферзь» — на Средиземноморском ТВД.
— Интересные перспективы нарисовали. Срочно оформляйтесь на службу в наркомат. Кадровиков я проинструктирую в отношении вашего перевода из Разведуправления РККА к нам.
С 3 апреля 1939 года Тихонов, без малого два десятка лет прослуживший «на сухопутье», продолжил службу на флоте. Приказ о его назначении в разведку ВМФ был подписан Кузнецовым, которому в этот же день присвоили внеочередное звание флагман флота второго ранга (адмирал). Со служебным вопросом Владимир Константинович попал в кабинет к другому заместителю наркома — Ивану Степановичу Исакову. Представившись, разведчик излагал свой вопрос и поглядывал на Исакова, вспоминая, где они прежде встречались по службе. Было это в 1920 году, во время службы на Каспийском море, подумал он. Исаков тоже с интересом поднял взор на него и спросил:
