Понимал ли Похлебкин нелепость этой «логики»? Конечно понимал, ибо сам в ранее написанной книге «О кулинарии от А до Я» указывал, что производство высокоградусного спиртного из меда — вещь дорогая и расточительная: два литра меда давали литр напитка, а технология требовала использования сразу не менее нескольких сот литров меда. Он писал, что из-за дороговизны напитка его в Московии использовали редко — он нашел упоминание только о том, что эту «медовую водку» делали только на свадьбах Ивана Грозного (уже после отмены сухого закона в Московии). Но тут же Похлебкин пишет, что нельзя это путать с водкой: мол, это был намного более благородный напиток.
Так в какой из книг Похлебкин говорит правду, а в какой отрабатывает заказ и врет?
В книге «О кулинарии от А до Я» (которая переиздается и сегодня) кулинар пишет, что при Иване Грозном (то есть через почти век после «изобретения пшеничной водки в Московии») никакой водки не было, а был только спиртовой напиток из меда, который иногда и делали по большим праздникам. Зачем же его делать, если, как автор в 1979 стал писать, там уже почти век как водку изобрели? Но ведь Похлебкин настаивает: дороговизна производства спиртного из меда и заставила производителей искать иные технологии — так и была найдена технология создания пшеничной водки.
Это он в одной книге пишет, а в другой обратное: мол, ВКЛ — главный производитель меда и к тому же главный в смолокурении — не мог изобрести водку, ибо был доволен дорогим спиртным, добываемым из меда. Два взаимоисключающих вывода.
Кроме этого, сравнение двух книг Похлебкина одиозно показывает, что в одной он как о «водке» говорит о медовой водке Ивана Грозного, а в другой, заказ отрабатывая, эту медовую водку называет уже якобы «пшеничной». Ясно совершенно, что автор был честен в той книге, которую писал сам, не под заказ государственного спора СССР с ПНР.
В заказанной книге:
Литва в средние века была главным центром торговли медом в Европе. …ставшая с 1386 года католической страной Литва никак не могла свертывать свое пчеловодство, а, наоборот, должна была увеличивать, поскольку папский престол рассматривал Литву как главную базу поступления воска для свечной промышленности в Европе, находившейся в руках католических монастырей. Вот почему римская курия требовала от Литвы развития пчеловодства, а это определяло односторонний характер литовского хозяйства, основанного на производстве меда-напитка и воскобойном промысле, как основных источниках поступления золота (денег) из Западной Европы.
Что это за новость: «ставшая с 1386 года католической страной Литва»? Похлебкин говорит не о Литве, а о Княжестве Жемойтия жемойтов и аукштайтов, которое не являлось Литвой.
Белорусский историк В. Верас пишет иное:
Известно, что Аукштайтия приняла католичество в 1387 году, Жемайтия — в 1413 году. В 1405 году туровский бискуп Антоний с согласия Витовта окрестил народ в Литве в православную веру.
[20] В связи с этим возникают два вопроса. Если считать, что Литва была расположена на территории современной Летувы, то почему именно туровский бискуп крестил литвинов, в то время как были более близкие епархии, например, Полоцкая? Не потому ли крестил Литву туровский бискуп Антоний, что Литва начиналась за Турово-Пинской землей?
И второй вопрос: «Куда исчез этот православный народ, крещенный в 1405 г. бискупом Антонием?» Ведь в современной Летуве, в том числе, и на территории так называемых восточно-литовских курганов все летувисы католического вероисповедания. Православными являются только представители национальных меньшинств — белорусы и русские. Ведь повторного крещения во времена ВКЛ и Речи Посполитой не отмечено ни в одном источнике. Вхождение территории Летувы в Российскую империю, где главенствующей была православная вера, предполагает обратное явление — переход из католичества в православие, а не наоборот. В то же время население Среднего Побужья и Верхнего Понеманья в те времена, да и сейчас в своем большинстве, — православные. Не их ли окрестил в православие бискуп Антоний?!
Я не стану спорить с тем общеизвестным фактом, что Западная и Центральная Беларусь (тоесть историческая Литва) — это преимущественно католические земли (на момент принятия Унии 1596 года половина населения территории нынешней Беларуси была католиками, а половина — православными). Но как же быть с «Полоцкой Русью», которую Похлебкин называет главным кандидатом в изобретатели водки? Она то до 1596 года была вне власти Папы римского и не была обязана снабжать Ватикан воском. Но, увы — «исследователь» про Полоцк тут же забыл, ибо ему поскорее надо искать водку в Москве. Где как раз никаких исторических оснований для ее изобретения в принципе не существовало. Очень последовательно.
Тевтонский орден и Ливонию автор вычеркивает из кандидатов в изобретали водки:
…из-за массового бегства крестьян в соседние земли — Польшу и Новгородскую Русь — от произвола ордена и тяжкой барщины (в Польше и в Новгороде не было закрепощения в это время).
Вообще-то говоря, оттуда народ бежал не в Польшу и не в Новгород, а в Беларусь-ВКЛ, где тоже не было крепостного права: оно тут появилось только с оккупацией Россией в 1795 году.
Кстати, крепостное право появлялось только там, где элита правила туземцами не родственного этноса. Так было в землях Московии, где князья и дружинники Киевской Руси правили туземным финским населением муромы, эрзя Рязани, мокши Москвы, мещеры, веси, чуди и прочими финнами Великой Мордвы (ныне это русский этнос); так было и в Германии, которая захватила земли славян и балтов Полабья и Поморья. И ровно так в Литву-Беларусь массово бежали крестьяне не только с захваченных немцами земель Поморья и Полабья, но и с земель Московии.
Но оцените логику автора книги: Тевтонский орден и Ливония не могут быть изобретателями водки из-за крепостного права, но зато Московия — второй и последний жуткий уголок в Восточной Европе этого же крепостного права — вдруг «водку изобретает». Автор, конечно, понимал, что пишет чепуху — но ведь заказали и заплатили.
При заказе Похлебкин получил четкую установку: показать, что Москва изобрела водку раньше Польши. Отсюда и умозрительные, ничем не доказанные рассуждения автора:
Винокурение, видимо, возникло ранее середины XV века, предположительно в период между 1425 и 1440 годом, а возможно, и на рубеже XIV и XV веков, но такое предположение не может быть строго доказано, в то время как предположение, что винокурение возникло между 1448 и 1478 годом подтверждается всей суммой исторических, экономических, социальных, бытовых фактов и тем самым превращается из гипотезы во вполне обоснованный вывод.
Этот вывод не только устанавливает несомненный приоритет русского винокурения по сравнению с винокурением в других соседних Московскому государству странах — от Дании и Германии до Швеции, Польши и Молдавии, не говоря уже о других землях России, но и дает возможность с этого момента вести целенаправленный поиск более точной даты возникновения винокурения, сосредоточив внимание на документальном материале именно этого исторического отрезка.
