– В Нигерии куча ушельцев, мы найдем соавторов.
– Ребята?
– Извини, Гретил, – Керсплебедеб сжал ее руку. – У тебя все в порядке?
Гретил и Итакдалее одновременно сказали «Да» и рассмеялись. Было похоже, что они разговаривали по голосовой связи с ним, а не с его замогильным духом. Прошло несколько мгновений.
– Знаете, что самое странное?
– Что?
– Я хочу поговорить со своими родителями. Последние несколько лет мы почти не общались. И не то, что мы не ладим, я их очень люблю, но с каждым годом нам все меньше и меньше есть, что сказать друг другу. Они рассказывали мне, чем занимаются: подписывали какие-то петиции, ходили по соседям, чтобы привлечь избирателей на выборы, которые, как все знали, на девяносто девять процентов были подложными. Я рассказывал им о жизни ушельцев, работе на «Б и Б». Было похоже, что я пересказываю фильм, который они никогда не видели, наверное, нигерийское аниме на основе эпической поэмы. Они кивали, мне кажется, не особо следя за моим рассказом. Я просто издавал какие-то звуки.
Но теперь я умер, я испытываю настоятельную потребность поговорить с ними. У меня нет новостей о том, как там в загробной жизни. Просто хочу услышать их голоса…
Инфографика была какой-то непонятной. Он усиленно думал. Все показатели уходили в пиковые области, и Гретил начала переживать, не вступил ли он в состояние гонки
[103], так что им вскоре придется его перезагружать, но вдруг:
– Это кажется… временным. Как будто меня могут в любой момент стереть. Как будто мне дали пожить еще один день, чтобы завершить незаконченные дела, прежде чем я уйду навсегда. Прежде чем я уйду навсегда, мне хотелось бы поговорить с родителями.
– Угу, – сказала Гретил. Во всяком случае, от этого меньше проблем, чем если бы он попросил поговорить с Лимпопо. – Наверное, мы сможем отыскать подключение к дефолтному миру. Соединение сейчас хорошее, хотя я не пробовала пока обмениваться с дефолтным миром данными, чувствительными к задержкам.
– А где мы вообще сейчас находимся?
Керсплебедеб рассмеялся:
– Тебе это понравится.
– Что?
– Мы в «Б и Б». Во вторых. После того, как мы ушли, другая группа ушельцев восстановила их, сделав несколько… хм…
– Да просто огромными, – сказал Керсплебедеб. – Как-то раз я посещал старые, так по сравнению с новыми они казались сараем. Четыре тысячи спальных мест. Это не таверна, это город. Там теперь расположилась самая большая, умопомрачительнейшая ферма, десять этажей вышиной.
– Как они сделали «Б и Б» такими высокими?
– Есть места вокруг Ниагарского нагорья, которые сейчас закрываются. Страны становятся банкротами, переходят на частное управление, и школы закрываются, и больницы тоже. Они все закрыли и разбрелись на все четыре стороны. Некоторые ушельцы в Румынии создали хорошие чертежи землебитных строений, которые очень легко возводить. Построили новые крылья «Б и Б». Иногда здание появлялось там, где вчера еще ничего не было, уже со всеми коммуникациями и удобствами. Перед зданием детишки играют в хоккей, а бабушки присматривают за ними с открытой веранды.
– По описанию все выглядит замечательно. Как бы мне хотелось самому посмотреть.
– Я пришлю тебе фотографии, – Гретил была рада, что они сменили тему.
– Я только что понял, что имею пользовательский интерфейс. Буквально, я подумал: «Как же выглядит это место»? Оно никак не выглядело, но потом вдруг бац! Возник пользовательский интерфейс, типа демоверсии, панель с векторными нарисованными кнопками, чатом, настройками, камерами, файлами, инфографикой…
– Это заслуга Бес, – сказала Гретил. – Она устала ждать изображений в своей визуальной чувствительной сфере. И нашла какой-то старый пользовательский интерфейс для отшельников, людей с болезнью как у Герига
[104], управлять которым можно было с помощью электроэнцефалограммы. Ты видишь указатель?
– Вижу.
– Попробуй его переместить.
– Как попробовать?
– Просто попробуй.
– Ух ты!
– Сработало?
– Работает. Подожди…
Незаметно она открыла зеркало его пользовательского интерфейса, увидела стрелку, которая перемещалась с одной большой стандартной кнопки на другую, и наконец остановилась на надписи «Инфографика».
– Как нажимать?
– Просто пробуй.
Теперь они оба могли просматривать его инфографику. Она смотрела на экраны, развешанные на стенах, он смотрел на свое место-без-пространства, где было оживлено его развоплощенное хрупкое сознание.
– Значит, это и есть я?
– Не надо упрощать. Это способ восприятия определенных частей тебя. Технически я являюсь частью тебя.
– Это как понимать?
– Ты – это твоя реакция на меня. Если бы ты реагировал на меня совершенно иначе, чем в то время, когда ты был…
– Сделан из мяса.
– Да. Если бы ты так реагировал, то был бы уже совсем другой личностью. Беседа, которую мы сейчас ведем, частично определяет тебя.
– Я перестану быть собой, если ты умрешь?
– Отчасти.
Керсплебедеб грубо высморкался.
– Нет, послушай!
– Ха, я только что нашел камеру, чтобы смотреть на вас обоих. – Он вызвал окно с видеопотоком, поступавшим с обеих камер, установленных в комнате. Гретель выглядела совсем плохо. Как и Керсплебедеб. Но она еще выглядела старой. И жирной. И нелюбимой.
Она проглотила ком в горле.
– Когда ты теряешь важного для тебя человека, ты не можешь реагировать так же, как если бы этот человек был рядом. Как когда… – она еще раз сглотнула, – когда рядом была Ласка. Я злилась, но она парой слов могла меня охладить. Она была частью моего восприятия, внешним протезом для моих эмоций. Она помогала мне поддерживать мое внутреннее равновесие, – примерно то же самое, чем для тебя являются процедуры предварительного этапа. Затем… – она остановилась. – Теперь, когда ее нет, я уже не та Гретил, которую ты знал раньше. Личности существуют в сочетании с другими людьми.
Керсплебедеб забавно посмотрел на нее.
– Я никогда не рассматривал это с такого ракурса, но ты права. Другие люди делают тебя лучше или хуже.
– Гретил, – сказал Итакдалее. – Лимпопо мертва?
Кровь словно отхлынула от ее лица, кожу стянуло.
