Они чокнулись. В паре с бывшей наемницей Ласка пила винтажное шампанское в семь утра, сидя в малюсенькой ушельской комнате, в одном из десятков помещений, наспех сооруженных вдоль стропил огромного заброшенного цеха за пределами Саут-Бенда. И самое странное: все казалось довольно логичным.
– С документами все в порядке?
Надя выпила остатки шампанского, на миг замерла, ощущая, как оно скатывается вниз по гортани, оскалилась как волк, выкинула бокал из окна и принялась с жадностью пить прямо из бутылки, остановившись на мгновение, когда до них откуда-то снизу, с пола цеха донесся звон разбившегося стекла.
– Поздравляю, зотта, ты теперь богатая дама.
Эти несколько месяцев, когда юристы Нади до седьмого пота работали в судах Онтарио, оказались очень трудными. Затем дело дошло до Федерального суда. Дважды Надя исчезала на несколько недель, направляясь неведомо куда, чтобы давать показания под присягой в рамках программы по защите свидетелей, которая, предположительно, должна была обеспечивать все меры предосторожности, однако Ласка была уверена, что Надя полагалась больше на свою оперативную безопасность, чем на профессиональный кодекс программы по защите свидетелей.
Перед первой поездкой Надя села рядом с Лаской и рассказала во всех леденящих кровь деталях о том, что за ними охотятся армии наемников, наделенных практически безграничными полномочиями и ресурсами. На их поиски были направлены обширные сети наблюдения, анализировавшие каждый пакет, который проходил через основные магистральные каналы ушельцев, через узлы дефолтного мира с наибольшим количеством подключений. В этих пакетах выполнялся автоматический поиск огромного количества ключевых слов, всего, что могло хоть отдаленно характеризовать Ласку или ее предыдущий доступ к сети. Данные брались из неизмеримо огромных баз данных собранного сетевого трафика. В поисках Ласки боты наблюдения анализировали гигантские объемы данных, пытаясь отыскать в них свойственные Ласке особенности набора текста, порядок посещения любимых сайтов, примеры использования ею грамматики, синтаксиса и пунктуации.
– Это вовсе не радиационный фон наблюдения, – сказала Надя, – это пучок сфокусированных лазеров. Когерентное излучение, понимаешь? Даже с теми бюджетами, которые они тратят на всякие там шпионские штучки, они не могут уделять каждому такие ресурсы. Ты в эксклюзивном клубе.
Как объясняла Надя, верхняя часть стратосферы была набита дронами высокого разрешения, призванными сличать ее походку и лицо (окажись она настолько глупой, что ходила бы с задранной к небу физиономией), каждый биологический военный датчик раннего предупреждения был ориентирован на поиски ее ДНК, каждый второй встречный мог оказаться агентом под прикрытием, который мог бы безбедно жить следующие десять лет, если бы получил вознаграждение за пойманную Ласку.
– Если ты пытаешься напугать меня, то тебе это удалось. Но зачем? Я сказала тебе, что никуда не уйду, пока наша денежная сделка не будет окончательно и бесповоротно завершенной. Я буду здесь, когда ты вернешься.
– Ты меня с кем-то путаешь, мисс Ласка. Я рассказываю тебе все это не потому, что переживаю, что ты убежишь и я тебя не найду. Я просто боюсь, что ты сбежишь и будешь поймана кем-то, кто больше и умнее, чем мы с тобой, вместе взятые. Я хороший специалист, но дело здесь в подавляющем количестве наших оппонентов и их безграничном бюджете. Твой отец уверил своих братьев, что, если ты сможешь довести этот план до логического конца, он повлечет за собой «угрозу недобросовестности» со стороны всех, находящихся в их подчинении. Каждый зотта знает, что только самых старших может ожидать получение наследственного состояния, а младшие братья и сестры будут обречены на значительно менее обеспеченную жизнь, поэтому у них возникнет соблазн стать ушельцами. Если они смогут нанять помощь и доказать что-нибудь в суде, это потрясет устои.
– Что ты хочешь сказать?
– Боюсь, что нас обеих сделают примером для других. Если они смогут это остановить, то сделают все возможное, даже если это будет стоить больше, чем они готовы потерять. Хорошие новости в том, что у меня есть надежные сведения о наличии плана Б на тот случай, если первый план не сработает. Они попытаются сделать вид, что ничего не произошло, и более не привлекать внимание к этой проблеме. Думаю, что, если мы будем дисциплинированно придерживаться принципов оперативной безопасности, то обе уйдем отсюда с тем, что нам нужно.
Среди ушельцев Саут-Бенда Ласка испытала на себе новую разновидность плена. Ее кожа стала на три оттенка темнее, для этого ей пришлось каждое утро принимать особые таблетки, от которых кожа трескалась и покрывалась пятнами. На кончиках пальцев ей пришлось носить специальные интерфейсные поверхности, которые выглядели очень ненатурально и были сами по себе ужасно неудобными, но гарантировали, что она не оставит никаких отпечатков пальцев. Он носила цветные контактные линзы, а также позволила Наде склеить клеем длительного действия два самых маленьких пальца на обеих ногах, чтобы изменить походку.
Она называла себя «Затяжкой», именем, присвоенным ей Надей из-за затянувшейся операции. У нее были свои обязанности на заводе, она ходила в длительные походы в пораженные болезнью леса, долго оттирала свои руки и ботинки после возвращения и делала то же самое перед едой или прикосновением к своей слизистой оболочке. Она читала книги, классику ушельцев: Бакунина, Ильича и Люксембург – старых мертвых анархистов. Она прочитала «Память Каталонии» и почувствовала, что наконец поняла Оруэлла. Суть «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре» была в предательствах и манипуляциях. Когда она потеплела в своем отношении к доброму старому Джорджу, то вспомнила (что оказалось для нее громом среди ясного неба), что он отправил список имен своих друзей и товарищей женщине-полицейской, работавшей под прикрытием, в которую он влюбился. То есть он всех предал. И тогда решила, что совсем не поняла Оруэлла.
Быть ушельцем означало не обманывать себя, что ты, мол, являешься уникальной снежинкой, – признание того, что разные люди могут делать разные вещи, что все люди были достойны и никто не был достоин чего-то больше другого. Все остальные являлись людьми, обладающими такой же бесконечной жизнью, как у тебя самой.
Находясь в изоляции в этом самовольно занятом заводе, производившем сотни единиц бесплатной мебели ежедневно, она чувствовала, что люди являются сплошной помехой. Она ждала, пока в пищеблоке не станет мало народу, прежде чем спуститься из своего верхового помещения, чтобы взять сделанную украдкой пищу, избегая встретиться с кем-либо взглядом и стараясь как можно меньше разговаривать, чтобы при этом никого не раздражать. Это было худшее поведение ушельца: восприятие общих ресурсов как пристанища для бездомных, не принимая при этом участия в жизни данного мирка. Она видела, как людей просили покинуть «Б и Б» за гораздо меньшие огрехи. Однако Надя что-то наговорила людям про ее печальное прошлое, так как все смотрели на нее с симпатией и никогда не осуждали за ее поведение.
Чтение в одиночестве, увлечение идиотской игрой в телепатию, когда она притворялась, что знает, о чем думали люди, потому что якобы читала слова, проносившиеся из мозга одного человека в мозг другого, позволяли ей побороть то чувство, что она променяла бесконечный плен в бункере своего отца на принудительную изоляцию беглянки.
