– Я много слышала об Акроне. Как говорится, «первый раз – большая удача». Ему всего несколько месяцев. Завтра его могут сровнять с землей. Я была в Лодзе, когда там все началось… Однако первые попытки произошли вовсе не в Лодзе. В Кракове все закончилось плохо. Много смертей, очень много. Ужасная болезнь, бациллы в воде, никто не мог заставить аптеки печатать нужные лекарства. Ты слышала только о тех городах, где все получилось. Но было много других, где все завершилось крахом.
– Люди уходят, потому что они не нужны миру. Мы – обуза. Я слышала, что мой отец говорил об этом: люди, которые хотят приехать в Канаду, люди, которые хотят иметь детей, люди, которые хотят, чтобы их дети выучили все, что нужно для неплохой жизни, мечтают о здравоохранении и безбедной старости. По его мнению, эти люди были совершенно лишними, разве что они давали возможность заполучить государственный подряд на предоставление им самых дешевых продуктов питания или заселения их на территории бывших тюремных лагерей. Единственный плюс. Ты знаешь, сколько денег поднимает мой отец благодаря своей доле в частных тюрьмах Редуотеров? Он называет это своим фондом благосостояния Гулага
[107].
Надя загоготала и стала хлопать ладонью по бедру.
– Я и забыла, насколько твой старик юморной. Не переживай, девочка, та кровь не на твоих руках.
– Она уже на твоих.
– У меня на руках настоящая кровь. Эту же метафоричную кровь я как-нибудь да переживу.
– Но почему? Разве ты не видишь, что это сумасшествие? Почему этот мир должен влачить дальше свое существование, если системе больше не нужны люди? Система должна служить людям, а не наоборот. Посмотри на ушельцев: если ты придешь к ушельцам, то сможешь заняться чем-то полезным, чтобы найти свое место в мире. Ушельство основано на той мысли, что все должны внести свой вклад в общее дело и получить все, что нужно для хорошей жизни: постель, крышу над головой и еду, а также некоторые дополнительные вещи для тех, кто не способен работать как все. В стабильных ушельских местах проблема одна: недостаток людей.
– Поздравляю, ты поставила в заслугу неэффективность труда. Если для выполнения той же работы тебе требуется больше часов, чем другим, это вовсе не является идеологическим триумфом.
Однако здесь Ласка оказалась на своей территории, ведь такие разговоры часто начинались за обеденным столом ушельцев.
– Ты права, это до безумия нелепо. Будь все так, мы были бы полными идиотами. Но все не так. В дефолтном мире ненужные люди работают, перенапрягая свои задницы, выпрашивают деньги, клянчат всякую дерьмовую работу, заставляют детей использовать интерфейсные поверхности для работы в том обучающем программном обеспечении, которое только можно найти и на которое можно положиться. Единственное, что им не разрешают делать, это тратить все эти трудовые часы на выращивание пищи для себя, на строительство собственного капитального дома или каких-нибудь дворцов культуры. Потому что система, контролирующая земли, которые должны использоваться под дома, дворец культуры и продукты питания, решила, что эти земли лучше использовать под различные другие цели.
– Если ты заведешь речь о бесполезности фешенебельных ресторанов, то мне останется лишь посмеяться. К твоему сведению, на следующей неделе у меня забронированы места в шести из семи лучших ресторанов мира, и уже есть билеты на сверхзвуковые лайнеры, чтобы туда добраться.
– Рестораны – это круто. У нас, у ушельцев, есть места, где мы тоже можем вкусно поесть. Иногда тебя могут попросить помочь повару. В «Б и Б» это была очень популярная работа, люди соревновались друг с другом, чтобы ее получить. Было честью впустить постороннего человека на кухню. Дефолтный мир организован таким образом, что только некоторые люди могут себе позволить питаться в ресторанах, поэтому лишь немногие могут там работать. В ушельстве все едят тогда, когда захотят, и это создает достаточно возможностей для труда: приготовление пищи, выращивание всякой всячины, уборка. Новые ушельцы все не могут найти достаточного для себя объема работ и переживают, что они недостаточно заняты, чтобы работать, компенсируя все то, что они потребили. У нас больше автоматизации, чем в дефолтном мире, а вовсе не меньше, а количество человеко-часов, которое необходимо, чтобы сделать тебя сытым и счастливым на целый день, гораздо меньше, чем в той неэффективной системе, которая выстроена в дефолтном мире, где приходится лезть из кожи вон, чтобы получить жалкие объедки.
– У меня таких проблем не будет. Я буду сибаритствовать, глядя на то, как слуги нарезают для меня виноградины тонкими дольками. Через год я буду ходить в тоге с лавровым венком на голове.
– Из тех зотт, что я знаю, так живут только наркоманы и банкроты. Настоящие зотты похожи на моего отца – они работают столько же часов, сколько любой бедняк. Быть зоттой – значит постоянно беспокоиться, что ты еще недостаточно зотта, работать, не покладая рук, чтобы твоя гора золота стала больше, чем горы золота у всех остальных уродов. Нисколько не сомневаюсь, что за последние десять лет сон моего папаши не продолжался дольше восьми часов. Если бы не медицина, этот пердун уже умер бы от десяти сердечных приступов и двадцати инсультов.
– Никто его не заставляет.
– Знаешь, это правда. Ты работала на зотт. Встречала среди них ленивых?
– Конечно.
– Она была алкоголичкой? Или сидела на колесах?
– Ну…
– Можешь не говорить. Это просто ошеломляет, что люди, имеющие больше денег, чем могут потратить, гробят каждый час своего времени, чтобы получить еще больше. Ушельцы, у которых ничего нет, совершенно ни на кого не похожи в дефолтном мире. Они ведут себя как дети, которые еще ничего не знают про распорядок дня, они валяются как подростки, которые сбежали из школы, залезли на крышу, и ничего не делают часами. Они занимаются тем, о чем другие люди только мечтают: Ах, если бы я была богатой… Юмор в том, что богатые люди не могут позволить себе этим заниматься.
– Я понимаю, в чем тут юмор. Не надо тыкать меня в него лицом.
– Если уж мы заговорили о зоттах, то надо все расписать по пунктам. Они не критично мыслят о деньгах.
Надя приподнялась на локте, их тела на мгновение прилипли друг к другу из-за подсохшего пота.
– То, что ты рассказываешь, ни для кого не секрет, мисс Бывшая Зотта. Я старше тебя. Я провела много лет в обществе таких зотт, как ты. Но ты не понимаешь одного: все нестабильно. Не будет никакого дефолтного мира и ушельского мира, между которыми до скончания века идет перетекание народа. В обществе, где есть богатые люди, а все остальные по-настоящему бедны, царит неизбежная… нестабильность.
– Если есть богатые и бедные, то нужно объяснить, почему некоторые имеют так много, а все остальные – так мало. Нужно придумать, почему это справедливо. В прошлом столетии богатые обеспечивали стабильность, отдавая остальным часть средств: через налоги, образование и так далее. Государство всеобщего благосостояния. Люди могли стать богатыми. Изобрел что-нибудь и стал богатым, даже если родился в бедной семье. Но те зотты (тогда еще не зотты, так, гиганы или меганы) позволяли облагать свои деньги налогами, потому что это было дешевле, чем оплачивать частную службу безопасности и официальное видеонаблюдение, которое было необходимо для сбережения своих богатств на тот случай, если система вдруг перестанет быть стабильной из-за образовавшейся пропасти между ними и всеми остальными простыми людьми.
