Она подумала о том, насколько ироничной казалась запись и анализ датчиками ее рассуждений об этих самых датчиках. Она подумала о Бес, компьютере, который был человеком. Она фантазировала, что сеть в доме вдруг обрела самосознание, стала осознавать, что Натали говорила о ней, злилась на нее и хотела ее отключить. Не мудрено, что было выпущено столько сетевых опер о людях, убитых злыми компьютерами. Их сценаристы черпали свое вдохновение из дохлых фразочек типа: «Я не позволю тебе сделать это, Дейв»
[54].
Женщина внимательно смотрела на нее, не мигая и не выказывая никаких чувств.
– Ты, наверное, чертовски хорошо играешь в покер. Я один раз наблюдала за Бифитерами
[55]. Знаешь, в Лондоне. Лондон, что в Англии, конечно, не у нас в Онтарио. Это какой-то маразм. Притворяются, будто они деревянные солдатики, которые совсем тебя не замечают. Мне кажется, невозможно быть такой бдительной и зоркой, делая вид, что люди вокруг тебя совершенно невидимые. Если долго повторять это про себя, то волей-неволей поверишь. Ты же, с другой стороны, слышишь меня и видишь, но я как будто недостойна твоего внимания, если, конечно, не попытаюсь проскочить мимо. Ты слышишь меня. Черт, наверное, ты согласна с каждым моим словом, но то, что я говорю, – совершеннейшее ничто по сравнению с неподъемной истиной, выраженной в тонне денег, которую ты получишь, если будешь выполнять то, что тебе задано по дефолту; и не получишь ничего, если только послушаешься своей совести.
С другой стороны, может, я выдаю желаемое за действительное. Наверное, ты любишь дефолтный мир, думаешь, что странное дерьмо, которым пичкают тебя зотты, является доказательством их чудесного права рулить этим миром. Может, ты хитрое и ловкое животное, и за твоими холодными глазами нет ничего: никаких мыслей и чувств?
Она остановилась, поняв, что является зоттой, насмехающейся над человеком, который не может отреагировать на ее слова, так как зоттой не является. Ей стало стыдно.
– Извини, – сказала она и ушла в комнату.
[II]
Ее отец пришел на четвертый день. Она уже целых двадцать четыре часа не язвила над своей охранницей и совершенно сходила с ума от скуки. Она фантазировала, как у нее появляется блокнот и ручка и она изливает свои мысли на бумаге, а не перед этими невидимыми наблюдателями.
Отец выглядел уверенно и властно. Это первое, на что она обратила внимание: контраст между ее никуда не годными нервами и его спокойным внешним видом. Натали подумала, что он что-то делал со своим лицом, видимо, какие-то инъекции. Отец выглядел гораздо моложе, чем она помнила. Как будто ему только исполнилось тридцать пять. Он развернул стул, сел и положил руки на спинку стула, наклонил голову и улыбнулся, как будто они минуту назад смеялись вместе над веселой шуткой. Однако в его улыбке читалось что-то еще.
– Добро пожаловать домой, Натти.
Она подумала о том, что было бы здорово заморозить его таким взглядом, как у женщины-охранника, взглядом, который видел, но не признавал присутствия. Натали была так одинока, так маялась от скуки. Ее мозг походил на быстро вращающееся колесо, над которым вот-вот потеряет контроль бегающая там белка. Ей нужно было помедленнее говорить, даже если это будет спор.
– Мне нужно идти… Пожалуйста.
Он улыбнулся еще шире.
– Ну и как ты провела время?
Она заставила себя вдохнуть от диафрагмы. Один раз, второй.
– Думаю, что ты все видел сам. Каждый взрыв.
– Завтра приезжает мать. Она с нетерпением ждет встречи.
– Они убивали людей, ты знаешь. Я видела их, видела тела. Я держала эти тела в своих руках. Мои друзья. Они все были моими друзьями, – она пыталась говорить спокойным голосом, и это ей почти удалось, за исключением всхлипывания на этих вторых «телах». Она была уверена, что отец заметил. Он всегда проницательно чувствовал полезную для него немощь других.
– Вижу, что тебе непросто пришлось.
– Да, те террористы-наемники, что ты прислал за мной, сделали мою жизнь адом.
– Дорогая, ты совершенно не ориентируешься в реальной жизни. Ты же не могла в такое поверить. Я не могу приказать наносить авиаудары. Я не знаю никаких наемников. Я просто страшный, богатый человек, которого боятся враги, но только потому, что я засужу их, а не убью.
Натали закрыла глаза и попыталась заставить себя дышать ритмично. Для ее отца (ее отца!) говорить, что он совершенно непричастен к тому, что произошло, когда в коридоре стояла наемница-ниндзя, – это чересчур. В этой фразе отразились все беседы, которые они вели, когда он говорил, что все ее чувства и надежды – не более чем девичьи мечты, а ее наблюдения за окружающим миром – лишь девичьи фантазии.
Ее дыхание сбилось и уже не могло успокоиться. Наверное, отец считал, что длительная изоляция сделает ее уступчивой. Напротив: в ней что-то сломалось и теперь гремело внутри как в поврежденной игрушке. К горлу подступил комок, и начались рвотные позывы, когда она поняла, что совсем не думала о Гретил с момента своего пленения. Это заставило ее встревожиться, не экспериментировали ли они с ее сознанием и является ли она самой собой. И стоит ли сейчас в коридоре наемница, которая может уложить ее на пол так быстро, что она даже не увидит ее движений. Возможно, все это было сном. Возможно, ее убили, выгрузили ее сознание, и она сейчас в симуляторе.
У нее участилось дыхание, и она с удовлетворением заметила, что это не понравилось отцу. Он мог справиться с вспышками гнева типа «папа, я ненавижу тебя», но теперь ей было совершенно не до этого. Она чувствовала себя потерянной и была рада этому чувству. Она уже устала притворяться, что у нее все хорошо.
Натали спокойно встала, разгладила свою длинную футболку, поправила шнурки на своих красных тренировочных штанах, с одной стороны которых по бедру шел рельефный логотип ROOTS
[56] (такие вещи она носила в летних лагерях. Было похоже, что вещи и еду в подъемник загружал тот, кто хотел, чтобы она чувствовала себя как наказанный подросток, а не похищенная жертва), а затем вышла из комнаты.
В коридоре никого не было.
Она бросилась бежать, слыша, как следом бежит отец, крича что-то неразборчивое. Успела сделать пять длинных скачков по коридору, когда из-за угла вышла наемница, без труда схватила за руку, одновременно с этим подставив подножку бегущей Натали, так что ее ноги больно ударились о крепкую икру женщины, затем плавно потянула на себя и резко швырнула вниз, так что Натали приземлилась с зубодробительным грохотом. Доски пола были выполнены из бледной древесины с темными прожилками, а нагрев под ними делал древесину как будто живой. Она лежала и смотрела на эти темные прожилки, не пытаясь двигаться. Ждала, когда снова можно будет безболезненно дышать.
