«И ты туда же», – упрекнул ее Юкон и перевернулся на спину.
«Сколько меня тут продержат?» – продолжил размышлять он. Если отец не вернется, то хоть до самой смерти. Непохоже, что Император был заинтересован в возможностях Козыря. Лишь бы не достался Шанне, а в таком случае надежнее места не найти – здесь его станут искать в последнюю очередь. Тогда-то и пришла мысль, что он представляет собой в большей степени угрозу, а не надежду…
Решетка протяжно скрипнула. Юкон встрепенулся. Сам не заметил, как задремал, а спина теперь разламывалась от неудобной позы.
По ту сторону стояла женщина в жестком белом чепце со строго сжатыми губами. Она пришла одна и в руке сжимала кольцо, на котором покачивался единственный ключ.
– Прошу, – Сола жестом пригласила его на выход.
– С чего это? – Юкон и не подумал встать.
– Его величество бывает вспыльчив, – ответила она с невозмутимостью хищника перед жалко дрожащим кроликом. – И не любит просить прощения.
– Так вы – его совесть?
Она только плечами пожала.
– Я его голос. И этот голос говорит, что с тебя достаточно наказаний. Так что поднимайся, я покажу тебе твои покои.
– Какая щедрость, – пробурчал Юкон, но все же встал на затекшие ноги.
Проходя мимо Солы, он постарался изобразить высокомерие и непокорность, но вместо этого почувствовал себя отчаянно жалким. Чего он добивается? То, что его выпустили на волю – милость Императора или того хуже – этой женщины. Так или иначе он останется запертым в замке до тех пор, пока Фос не вернется. Если он вернется.
Сола возложила ладонь ему на плечо, и Юкон поддался: как в тумане взобрался по лестнице и вдруг, к своему стыду, почувствовал, что готов расплакаться. Пришлось отвернуться, чтобы только не дать воли слезам. Сола шла рядом и понимающе молчала, прежде чем решилась высказаться:
– Я всегда относилась к твоему отцу, как к родному сыну, – проговорила она будто через силу. – Если понадобится помощь, я буду рядом. О доверии так скоро не прошу, но надеюсь заслужить его со временем.
Юкон от удивления даже отвлекся от своей внутренней бури. Сола – преклонных лет и непреклонного характера – насколько он успел заметить, – предлагала ему, пятнадцатилетнему мальчишке, свою верность.
– Спасибо, – выдавил он. – Я… с радостью.
В темноте статуя грузного хмурого человека была освещена одиноким лунным лучом, падавшим сквозь узкую бойницу. Юкону на мгновение показалось, что подбородок статуи приподнялся, пустые серые глаза взглянули на мальчишку, а каменные пальцы шевельнулись в жесте неудовольствия. Юкон моргнул, и наваждение схлынуло.
В неловком молчании поднялись на второй этаж. Сола миновала короткий коридор и распахнула одну из одинаковых на вид дверей.
– Я пришлю служанок, – сообщила она буднично. – Они нагреют воды и вымоют тебя.
– Спасибо, конечно, но я как-нибудь сам, – Юкон ужаснулся мысли, что какие-то неведомые служанки будут суетиться вокруг него.
– Как скажешь. Но хотя бы переоденься, – она указала на шкаф в углу, оплетенный по углам серебряными витками. В стене напротив был выложен камин с заслонкой, правда, после дневного зноя никому и в голову не пришло его запалить. Бордовые драпировки на окнах напоминали о пролитой крови, их подвязали золотистыми шнурами с кистями. Над крепостной стеной виднелся серп серебряной в лунном свете воды.
– Спокойных снов, – пожелала Сола, не переступив порога, и удалилась неспешным шагом, сильно ударяя пятками ночных туфель о полированные ступени.
Юкон долго вслушивался в этот ритмичный стук, прежде чем подскочил на месте и вылетел обратно в коридор.
– Подождите! – крикнул он, и Сола обернулась. – Отец жив. Я видел.
– Отрадно слышать, – невыразительно кивнула женщина. – Впрочем, это не новость.
И не стала дожидаться его ответа.
Юкон сам не заметил, как вернулся в комнату, подошел к кровати и обрушился лицом в накрахмаленную наволочку. Глубоко вдохнув цветочный аромат, он обреченно признался себе: «Я ничего не могу сделать. Ничего».
Оставалось ждать. И он это умел.
Глава девятая. Город, сверкающий на солнце
Сон походил на черный мешок с прорехами – иногда сквозь них Юкон видел очертания крохотной, тускло освещенной комнатки. В какой-то момент промелькнуло бледное лицо Шанны, на котором глаза казались еще больше обычного.
– Ты мне покоришься, – шепнула она губы в губы Фосу. – Снова.
И Юкон почувствовал, как мягкие черные локоны скользнули по его щекам.
Проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за щиколотку. Приоткрыв глаза, увидел странного человека, чья лысая макушка едва возвышалась над кроватью.
– Ваша светлость. – Карлик настойчиво теребил отворот пижамы Юкона. – Ваша светлость, вас ожидают к завтраку.
Он был поистине уродлив, и ни одно даже самое злое сердце не смогло бы отнестись к нему без сочувствия. Над лысым затылком яйцеобразной головы возвышался горб, высокий лоб нависал над черными глазами. Вместе с тем он носил опрятный костюмчик из зеленого бархата и начищенные до блеска сапожки, по размеру больше подходившие ребенку.
Слуга смотрел на Юкона круглыми глазами, почти лишенными ресниц, из-за чего сильно походил на уродливую рыбу. Голос у него был еще менее приятный, чем лицо: скрипучий, низкий, дребезжащий.
– А можно потом? – спросил Юкон, надеясь, что удастся отложить встречу с дедом.
– Я спрашивал разрешения у его Императорского Величества подать вам завтрак в постель, но он настоял на том, чтобы вы спустились в трапезную. – Карлик выглядел расстроенным и смущенным. Лицо его отнюдь не мило покрылось красными пятнами.
– Ладно, я сейчас приду, – сдался Юкон.
Осмотрев себя в настенном зеркале, он остался доволен – под глазами набухли мешки, цветом лица он мало отличался от Червя в последние годы его жизни. То, что нужно для провокации.
Когда он по памяти вернулся в трапезную, Император был один. Юкон помедлил в дверях. Дед ковырял вилкой в тарелке с таким презрением к ее содержимому, что оставалось только посочувствовать. Однако, заметив внука, он выпрямился и стряхнул оцепенение, в котором пребывал.
– Проходи, садись, – бросил Император небрежно. – Судя по тому, какой ты тощий, будешь удивлен.
Что правда, то правда. Когда перед Юконом опустилось будто плывущее по воздуху серебряное блюдо, он долго и внимательно изучал поданную еду, но все равно не предполагал, что есть что. Плюнув на догадки, откусил кусок от чего-то, с виду походившего на хлеб, и зажмурился от удовольствия. От сладости рот наполнился слюной, так что пришлось быстро глотать.
И Юкон принялся надкусывать все подряд, уже не пытаясь запомнить, что понравилось ему сильнее всего. Да уж. Знал бы неделю назад, когда тащил день за днем тухлую рыбу, в жизни не поверил бы.
