Фос окинул взглядом океан, спокойный и невозмутимый, как отец, ласкающий своими огромными сильными руками неразумных детей. Во взгляде его Юкон уловил то, что тронуло самые тонкие струны его души – нежность к стихии. Сколько бы океан не трепал лодку и самого Юкона, Юкон любил его. Должно быть за то, что не давал чувствовать себя совсем уж одиноким.
– Вслед за первым указом Виехо издал второй: после пробуждения мира немедленно приступать к уничтожению аборигенов. С таким подходом миру больше не требовалось так много энергии, как с живыми, и вместе с тем ретриморы опустошали мертвых, а все награбленное несли в Тенебрис или пробуждали новые миры. Они появлялись рядом с нашими, и мародеры грабили их без жалости и стыда. Луксмир им был не нужен, нет – Виехо собирался в конечном счете устроить нам полную блокаду. Но, слава Орбису, не успел.
Злорадство звякнуло в голосе Фоса цепями кандалов. Юкон искоса взглянул на него и рассеянно подумал: за что отец ненавидит уже мертвого противника больше – за нападения на его земли или за руки в красных перчатках?
– Шанна строго следовала его принципам, – продолжил он, снова вернувшись к спокойной манере повествования. – Из этого безумия едва ли можно так просто вырваться.
– Ты ее оправдываешь? – Юкон уставился на него ошарашенно.
– Из всех людей моего отца я лучше всех представляю порядки Тенебриса, – гордость все же прозвучала, но не так откровенно, как могла бы. – Чтобы разрушить возведенный Виехо храм на костях, нужно положить в фундамент нового сотни сломанных жизней. А Шанна к этому не готова. Это может прозвучать странно, но она любит своих людей. И страшно боится их подвести.
– Ах, ну тогда я тоже не буду ее ни в чем винить, – раздраженно съязвил Юкон.
– Вряд ли у тебя получится, – покачал головой Фос, будто не разобрав сарказма. – Но я надеюсь, рано или поздно ты придешь к тому, что обвинять кого-то – значит разрушать самого себя.
Юкон промолчал.
– Но с ней все действительно не так однозначно. Покуда Тенебрис процветал – если так можно сказать о кладбище, – она не стремилась найти тебя. Но теперь, когда ее людям грозит гибель, она сделает все, чтобы не дать этому случиться.
– И что ты хочешь? – нетерпеливо перебил Юкон. – Что мне делать?
– Она должна понять, что настоящие постулаты Тенебриса больше не могут существовать. Нужны новые, и мы готовы ей помочь. Я хорошо ее знаю. Только если рядом с ней будет кто-то, кому она согласится доверять, кто-то, кого она будет считать равным себе, она согласится на новые правила.
– Например, ты?
Фос улыбнулся, но улыбка вышла какой-то жалкой.
– Полагаю, отрицать бессмысленно – я был бы не против занять это место. Но Шанна, видишь ли, как и многие среди нас, прежде всего судит о человеке по его способности к подчинению. Ретриморы не ценят менкуров, менкуры считают ретриморов вторым сортом. А что до аборигенов – большинство их вообще за людей не держит.
– Какая глупость, – буркнул Юкон под нос. Он с детства знал, что может возвращать к жизни, но ему и в голову не приходило хвастать перед Дурочкой и уж тем более – считать ее вторым сортом. Для него она была основой основ, и он сильно сомневался, что когда-нибудь отыщет замену.
– Ты прав, – Фос заговорил отчаянно серьезно. – Но наша история произрастает из бессмертия первых адептов. Ты уже познакомился с Риадом и, полагаю, понял, что он за человек. Ему не придет в голову подать руку аборигену, как тебе не приходит в голову пожимать лапу каждому встречному бродячему псу.
Юкон уже открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Он смутно понимал, что пытается втолковать ему отец. Понимал, но не собирался пускать дальше, глубже в душу.
– Значит, – подвел он итог рассуждениям Фоса, – ты не хочешь, чтобы я им помог?
– Я не хочу принимать поспешных решений. Еще вчера я не был уверен, что снова тебя увижу. Мне нужно время, чтобы разобраться.
– А если мы опоздаем… мама погибнет вместе с Тенебрисом?
Юкон с трудом осилил собственный вопрос. И хотя слово, которое так не подходило Шанне, было по-прежнему тяжелым и чужеродным, он почувствовал, что оно происходит из самой глубины сердца.
Фоса слово тоже явно покоробило, но он ответил:
– Вероятно, да. И это еще одна причина, по которой Риад до последнего будет сопротивляться твоему желанию помочь.
– Он считает, что она плохо на тебя повлияла, – припомнил Юкон колкие замечания деда.
– Интересно знать, что, с его точки зрения, повлияло на меня хорошо? Виселица, наверное. Но в чем-то он прав: ему так хотелось, чтобы я нашел добрую девушку в Луксмире, женился на ней, успокоился и позволил ему навсегда забыть о нашем родстве. Но я для этого оказался совершенно непригоден.
Юкон не улыбнулся. Его занимал другой вопрос:
– Но ведь если Тенебрису грозит гибель, разве не могут они пробудить новый мир и всю энергию Тенебриса передать ему?
– Я полагаю, именно так Шанна и поступит, если не доберется до тебя. Вот только Тенебрис умирает, энергия в нем не держится, как в прохудившемся бочонке, она утекает. Именно поэтому и наступает срок – когда Древо времени перестает удерживать энергию внутри, рвутся жилы и приходит гибель. У ретриморов уже не хватает энергии на то, чтобы поддерживать существующие миры, и тем более – на пробуждение новых. Все они получаются слабыми и пустынными, в них нет мертвых, из которых можно было бы взять энергию. Полагаю, ты прав, и у нее есть запасной план. Но она до самой смерти Тенебриса будет бороться за тебя, чтобы спасти все, к чему они шли так долго.
– Почему ты не скажешь об этом Риаду?
Фос помолчал, явно избегая ответа. И тогда Юкон сам догадался:
– Ты боишься, что едва Тенебрис рухнет, он уничтожит их? Всех отправит к Соро?
– То поколение, которое растет в Тенебрисе сейчас, не виновато в ошибках своих родителей. Риад будет счастлив уничтожить их, и Шанну – в первую очередь.
– А ты нет?
– Нет.
Наступила гнетущая тишина. Юкон подумал, что при всех достоинствах у его отца есть один недостаток. И недостаток этот может свести в могилу не только престолонаследника, но и еще сотни душ.
– Ты не отправишь меня в другой мир? – спросил Юкон, устало потирая виски, совсем как отец.
– Так и знал, что нас в том разговоре было трое, – с оттенком укора заметил Фос. – Нет, только если ты сам об этом попросишь. Я больше никогда и никуда не отправлю тебя силой. Теперь все будет иначе. Не думаю, что из меня еще получится хоть сколько-нибудь хороший отец, но твоим другом я стать постараюсь. Что скажешь?
«Что ты даже не попытался», – подумал Юкон, но промолчал. Хорошее настроение снова улетучилось. К чему спорить, если отец и так уже все решил? Не хочет, значит не хочет. Не заставлять же?
