– Прости, я не хотел, – устыдился Юкон и поспешил сменить тему: – Расскажешь, как оказался здесь?
– Да проще некуда, – Тулар подошел и беспардонно сдвинул ноги Юкона к стене, чтобы сесть на краю кровати. – Меня, значит, в трюм одного из ваших кораблей кинули и отправили, потом высадили неподалеку от нашего острова. Я знатно, конечно, удивился – но, видно, дед твой все ж таки благодарствовал мне немного. Мы ж это, на ваш взгляд, чужих младенцев-то в котлах варим, перед тем как сожрать.
Юкон тоже немало удивился, но иного объяснения не нашел.
– В общем, так и вернулся домой, а мне там сосед и говорит: отца твоего нет больше, помер то бишь. Я не поверил, спросил, как так, а он – с сердцем плохо стало. Это у моего старика – и сердце не выдержало? Да он выше меня на голову и здоровее любого быка, не может такого быть! А сосед говорит: значит, как главный в их лавке ему топор в грудь всадил, так с сердцем плохо и стало. Ну, ты знаешь, я по натуре вспыльчивый… В общем, пошел я в лавку, да топором того главного и разделал, прям как он – туши свиные. Тут-то меня и схватили, в темницу кинули, лавочник тот проклятый ретримором оказался, ну и понеслось-покатилось.
Тулар сокрушенно покачал подсвечником.
– Короче, грозили мне четвертованием или чем еще похуже, но я-то естественно уже разок помер, мне второй неохота. Тогда они мне и предложили, мол, на «Принце», говорят, рук не хватает. Сил во мне немерено, работу потяну. Ну я и подумал – чем не вариант? Скучновато бывает, даже тоскливо, особенно когда долго островов нет. Но я не унываю, тебя вот вспоминал, все думал, как ты там и нашелся ли Фос. Выходит, нашелся.
Юкон сел на кровати и подтянул колени к груди. Тулар снова внушал ему уверенность, а вернувшееся зрение разбудило ту дремавшую прежде энергию, с которой он залезал в пустую бочку из-под рыбы.
– Ну, – Тулар скрестил руки на груди, – твоя очередь, значит. Какими ветрами вас к нам занесло?
– Штормовыми, – подумав, ответил Юкон.
– Я, кстати, этого вот шрама у тебя не помню, – бывший кузнец ткнул пальцем в подбородок Юкона так, что у того в челюсти хрустнуло. – Ты правда в Тенебрис, что ль, собирался?
– Да. Наш разговор с Шанной никак не закончится.
– Так это матушка тебя одарила?
– Очень скучает, – кивнул Юкон. – Так скучает, что приглашение мне выписала в замок. Безотказное.
– Паршиво, – посочувствовал Тулар в меру своей эмпатии. – И что будешь делать?
– Еще не решил. Точнее решил, но уже передумал. Она схватила мою подругу и держит в заложниках. Сначала с этим разберусь, а потом – как получится…
– Выходит, девчонку себе нашел? – присвистнул кузнец. – Я ж говорил – ты не промах.
Юкон смутился и отвел взгляд.
– Ты все правильно сделаешь, – Тулар похлопал его по ногам поверх одеяла. – У тебя мозги на месте и пользоваться ты ими умеешь. Так что не боись, я в тебя верю.
Юкон потер лоб. Тулар ему нравился, он действительно считал его другом, верным и честным. Но некоторые вещи объяснить ему было совершенно невозможно.
Сверху раздался грохот и громкая ругань. Тулар подскочил так резко, что ударился головой об потолок и взгляд его на мгновение расфокусировался.
– Ладно, братец, мне того, надо работать, а то за борт живо кинут. Капитан у нас ничего, но ленивых прямо на дух не переносит.
– Тулар, – окликнул его Юкон на пороге, и кузнец обернулся, полностью заслонив собой дверной проем. – Спасибо тебе.
– Да ну тебя, что я сделал-то? – ухмыльнулся бывший кузнец, и один уголок его рта уехал высоко вверх. – Ты ж свой. А я за своих держусь, мало их.
И ушел, оставив трехвечник на полу.
Юкон еще недолго размышлял, сидя на кровати с подобранными к груди коленями, но потом решительно встал. Мыслил он ясно и на удивление холодно.
Каюта, в которую его принес Тулар, оказалась на второй палубе. Юкон вышел в коридор и убедился, что в этой части корабля они с Фосом, по всей видимости, единственные пассажиры. Когда он толкнул дверь, которой заканчивался коридор, неожиданно оказался на мостике с высоким ограждением. Небо за бортом налилось чернильно-синим, стало гладким и проглотило солнце и луну.
Фос стоял к сыну спиной, облокотившись на фальшборт, и неотрывно смотрел за борт. Юкон молча остановился рядом с отцом, не зная, что сказать.
– Тебе лучше? – спросил Фос, поймав его взгляд. – Ты меня напугал. Можешь записать этот факт в список своих достижений – ничего подобного давно уже никому не удавалось.
– Извини. Я и сам не в восторге.
Они неловко замолчали. Юкон чувствовал, что должен сказать первым, должен объяснить все, что успел обдумать, пока сидел в одиночестве и заново привыкал к зрению. И через силу выдавил:
– Слушай, я понимаю, ты хочешь, как лучше для меня…
Фос недовольно отмахнулся и не дал закончить:
– Лучше объясни, чего хочешь ты.
Юкон отвернулся от бездны и стал оглядывать корму корабля. Обугленное дерево отражало алые вспышки, в верхней части скалилось неведомое существо, отлитое из черненой стали, такой же, какая защищала дно судна от голодных огненных вод. Желтый свет двух фонарей лился сверху подобно лунному свечению и ложился на бледное лицо Фоса полосами.
– Отдать все долги.
– Значит, освободить девочку? – уточнил Фос с отчетливой вежливостью. – И все?
– Да.
– Шанна не отпустит тебя со своей территории.
– Ну и что.
– Ты ведь понимаешь, что мы бы не бросили ее там? И не нужно было лететь на всех парусах, которыми ты к тому же не управляешь.
– Я всегда был один, – Юкон поднял глаза и почувствовал себя готовым к правде. – Понимаешь? Мне так удобнее.
– А о других не думаешь?
– О каких – других?
– О тех, кому не все равно, где ты и с кем.
– Раньше их не было.
– Но теперь-то есть. Может, начнешь считаться?
– Вряд ли, – покачал головой Юкон. – Извини.
Фос долго изучал его, будто не верил, что перед ним по-прежнему его собственный сын.
– Надеюсь, ты передумаешь.
Юкон кивнул и собирался уже уйти, но отец неожиданно крепко схватил его за руку. Что-то в его лице по-настоящему испугало Юкона: он будто собирался покаяться в самых страшных своих грехах.
– Постой, я должен тебе сказать кое-что очень важное. Давно должен был, еще тогда, после вашей встречи, но все не получалось найти момент…
Но не успел он продолжить, как корабль вдруг резко остановился, будто застопорился.
– Не к добру это, – заметил Фосс, и та болезненная решимость, с которой он собирался что-то сказать, прошла, уступив сомнению.
