– Когда-нибудь ты научишься не доверять свою жизнь кому попало.
Тогда-то Юкон и увидел: рукоять ножа, оплетенная золотыми нитями, торчала из-под правого ребра его отца.
– Какая глупость, – скорее выдохнул, чем сказал Фос.
– Только, ради Орбиса, не запачкай меня кровью, – попросила Шанна, брезгливо наморщив нос.
Юкон хотел пошевелиться, хоть на полшага сдвинуться с места, к которому прирос, но не находил сил. И в отличие от предыдущего раза, ум его работал быстрее обычного. План матери – если это был план, а она вряд ли импровизировала – лежал как за прозрачным стеклом, понятный, но совершенно недосягаемый.
– Чего ты добилась? – Фос тяжело оперся двумя руками на плечи Шанны, но она не возражала. Теперь, когда ее власть над ним обрела новую дикую форму, она, кажется, получала удовольствие от собственного превосходства. – Я – последний, кто хотел и мог тебя спасти.
– Я думаю иначе, – ее губы растягивались и растягивались в улыбке, злорадство осветлило океанскую глубину синих глаз, но вместе с тем они будто выцвели. – Вот твой сын, как ни странно, понял. Правда?
Юкон кивнул по инерции. Все тело его походило на старое дерево, у которого даже на ветру ветви едва колышутся. Он чувствовал, как кожа стала корой, как он перестал ощущать холод замка, а в груди разверзлась дыра, сухая и круглая, по нелепости не убившая его на месте.
– Кровь первых адептов, которой ты так гордишься, – пропела Шанна, – не даст тебе умереть, покуда лезвие не проткнет твое сердце. Но она не защитит тебя от боли.
Багровые разводы расплывались на алой перчатке, сжимавшей нож. Шанна смотрела Фосу в глаза так пристально и с такой заботой, что казалось, готова была поцеловать, приласкать, успокоить. Но запястье ее повернулось и вместе с ним повернулся нож, вырвав у Фоса стон. Пока еще стон, но и от него у Юкона зашевелились волосы на загривке.
– Ты столько раз умирал от моей руки, – продолжила выговаривать слово за словом Шанна, покуда Фос разглядывал ее, будто впервые видел. – Теперь я знаю грань. И не дам тебе переступить за нее.
– Хватит! – взвизгнула Инка, бросаясь к Шанне, но мертвый пес преградил ей дорогу.
– У тебя очень красивое лицо, девочка, – не обернувшись, ответила ей Шанна. – Не хотелось бы его испортить, но если ты настаиваешь…
Пес оскалился и зарычал. Клацнул зубами, боком приближаясь к Инке. Она отступила, дрожь охватила ее так, что Юкон увидел это издалека.
– Я согласен, – произнес он громко и отчетливо.
Рука сама собой потянулась к сердцу мира. Шанна обыграла их обоих. И живым из этого зала сможет выйти в лучшем случае только один из них. Хотя и в этом Юкон уже сомневался. Но одно знал наверняка – если не исполнит приказ, жить дальше уже не сможет. Хватило Дурочки, чтобы понять, как это – терять близких. Хватило Инки, чтобы понять, сколько весит чувство вины. Когда земля под ногами раскалывается на два берега и один из них полыхает как факел, а на втором – вечный холод, мрак и пустота, единственное, что остается – броситься в бездну между ними.
– Юкон, нет! – Фос повысил голос, видимо, до предела.
Шанна отступила, в ожидании взглянув на сына, и, лишившись ее опоры, Фос схватился за спинку стула, но стул опрокинулся навзничь.
Осколок порезал руку, как Юкон и ожидал. Правда, он не думал, что так глубоко – вошел как раскаленная кочерга в снег. Кровь блеснула на его матовой поверхности. Боли в руке не было – она сосредоточилась огненным шаром в груди.
«Как это странно, – думал Юкон, медленно погружаясь в знакомый прохладный полумрак. – Знать, что умрешь, но не знать, в какую секунду».
Нужно было спросить – как только забьется новое сердце или будет еще минутка попрощаться? Хоть бы обойтись без боли – как при возвращении мертвых. Медленно замерзнуть и ни о чем не успеть пожалеть.
Но все равно жалел.
Тьма тем временем рассеялась, и сквозь нее проступил город, ничем не похожий на Тенебрис.
По щиколотку увязнув в снегу, Юкон с удивлением рассматривал черный песок побережья. Океан, как в колыбели, укачивал прозрачно-голубые осколки льда. Ветер бросил в лицо россыпь колючих ледяных брызг, взъерошил волосы, забрался под одежду и прижался своим бесплотным телом к животу и груди заблудшего мальчишки. Сперва медленно, но все быстрее набирая темп, Юкон заспешил к городу сквозь сугробы.
«Тебе здесь не понравится, – мысленно обратился он к Шанне, но вслух ни слова не произнес. – Я сделаю так, что тебе здесь не понравится».
Снег усилился, начиналась метель, в которой город впереди таял на глазах.
Он подошел, когда решетка ворот почти опустилась, и едва успел проскочить внутрь крепости, так похожей на Луксмир. Тянувший цепи защитник в светлом плаще взглянул сквозь Юкона и не заметил, как гость проскользнул внутрь.
Люди спешно прятались по домам от разгулявшейся снежной пурги. Двое детей, мальчик и девочка лет десяти на вид, замешкались и явно потеряли из виду дорогу домой. Дверь в двухэтажную постройку справа, из трубы на крыше которой черными клубами валил дым, распахнулась, и оттуда вывалилась на снег высоченная широкоплечая фигура с косматой бородой.
– Ну-ка, братцы, вы чего тут – заплутали, что ли, а? – пророкотал Тулар, совсем как настоящий.
У Юкона сдавило сердце – до того реальным выглядел кузнец. Одной рукой он сгреб обоих детей и захлопнул за ними дверь в кузницу, откуда дыхнуло оглушительным жаром и духом каленой стали.
Юкон остановился. Асса не раз им повторяла – сердце позовет, нужно только прислушаться. Но ветер завывал, рвал забытые на веревках простыни, расшвыривал брошенные впопыхах лопаты, заметал дорожки, протоптанные от одного дома к другому. Юкон напряг слух сильнее и наконец услышал – мерный стук, будто молотом по наковальне, он доносился сверху, из отдельно стоявшего на возвышенности дома с широкими двустворчатыми дверьми.
У входа дежурили двое стражников, из чего Юкон сделал простой вывод, что хозяин дома – важная шишка. Охрана и не взглянула в сторону невидимого мальчишки, но он заметил их глаза за завесой сизого тумана. Мертвецы не дрожали, не прятали белых лиц от снега, они выполняли посильную работу и ничуть не страдали от ледяного ветра.
В гостиной было натоплено. Камин бодро потрескивал сложенными крест-накрест поленьями. Женщина с седой косой вышивала на пяльцах, сидя в глубоком кресле. Пахло рыбной похлебкой, такой наваристой, что от ее духа у Юкона рот заволокло слюной. Стук стал слышнее, он проникал со второго этажа, куда вела закрученная в спираль деревянная лестница без перил.
Но не успел Юкон и шагу ступить, как сверху сбежал мужчина в одних парусиновых штанах. Борода у него была куда пышнее той, к которой успел привыкнуть Юкон. В глазах билась тревога, но лицо как обычно оставалось невозмутимым.
– Метель будет жуткая, – сказал Фос старухе у камина, на ходу натягивая рубаху и меховую безрукавку. – Пойду посмотрю, не остался ли кто.
