Смотритель Бозе переминается с ноги на ногу.
– Мне тут до скончания времен ждать, Филомена?
Я кладу лекарство на язык, запиваю его водой и проглатываю. Смотритель Бозе наблюдает за мной.
Покончив с этим, я снова забираюсь под одеяло. Хотя я запила желтую капсулу, на языке остался какой-то странный привкус.
Смотритель Бозе направляется к выходу, но тут я снова сажусь на кровати.
– Смотритель Бозе, – говорю я ему вслед, – как там Леннон Роуз?
Он молчит слишком долго, но потом поворачивается ко мне.
– Филомена, она отдыхает, – говорит он. – А теперь лучше поспи.
Не говоря больше ни единого слова, смотритель выходит, закрыв за собой дверь. Я слышу, как он пересекает коридор, направляясь к комнате Сидни, затем раздается стук в дверь и щелчок дверной ручки. Я стараюсь прислушаться изо всех сил, уверенная, что если я как следует постараюсь, то смогу услышать что-то из комнаты, где спит Леннон Роуз. Но оттуда не доносится ни звука.
Головная боль притихла, став глухой и ноющей, но внезапно меня начинает мутить. Очень сильно мутить. Я включаю лампу, стоящую на столике у кровати, и комнату заливает свет. От резкого изменения освещения голова начинает кружиться, рот наполняется слюной, и я быстро вскакиваю с кровати и бросаюсь к туалету. Я падаю на колени, и меня тошнит розовым, зеленым и желтым – из-за витаминов. Бордовым – из-за вина. Я пытаюсь остановиться, но мне это не удается, пока желудок не становится совершенно пустым.
Когда все заканчивается, я спускаю воду и задерживаюсь еще на пару секунд. Голова раскалывается от боли. И, что еще хуже, меня стошнило витаминами. Уже слишком поздно, чтобы беспокоить смотрителя и просить у него еще – он получает их непосредственно от Антона. Распределением витаминов руководит психоаналитик, а не врач. Он говорит, что их подбирают в зависимости от нашего поведения, так что это как раз по его части. Завтра мне нужно рассказать ему, что я пропустила вечерний прием витаминов.
Выпрямившись, я замечаю свое отражение в зеркале – размазанная тушь, пятна тонального крема, – и чувство вины заставляет меня сделать все по правилам. Я мою лицо рекомендованным мылом, смазываю кремом, а затем возвращаюсь в комнату и правильно вешаю платье, в точности следуя правилам. И я обещаю себе, что никогда больше не буду пить вино.
Глава 11
Когда утренний свет проникает в мое окно, я сажусь на кровати, ощущая, как в висках отдаются остатки головной боли, а в памяти – остатки сна.
Что-то о Леннон Роуз. Или это была Ребекка? На мгновение я теряю способность ясно мыслить – у меня в голове совершенная путаница из сплетающихся друг с другом идей. А потом я наконец вспоминаю события прошлого вечера. Леннон Роуз уводят с общего смотра. Ребекка и мистер Вольфи в алькове. Я пью вино с Уинстоном Уиксом.
Быстро выбираюсь из кровати и тут же жалею об этом. Боль взрывается где-то во лбу. Я жду, пока она притихнет, а затем, немного придя в себя, одеваюсь к завтраку.
Войдя в столовую, я чувствую запах яичницы и бекона. Но на наших столах ничего подобного нет. Это преподаватели едят из полных до краев тарелок. У нас – овсянка.
– Доброе утро, – устало бормочет Сидни, когда я сажусь напротив нее за длинный обеденный стол.
Марчелла и Бринн, улыбаясь, здороваются со мной, а Аннализа приветственно машет ложкой. Они явно в хорошем настроении – что вполне нормально для утра субботы. А вот мы с Сидни – с другой стороны…
– У меня никогда раньше так не болела голова, – хрипло говорит мне Сидни. – Думаю, после завтрака мне нужно сходить к доктору Грогеру.
– О нет, – говорю я и тянусь через стол, чтобы коснуться ее руки. С радостью обнаруживаю, что она не потная и не горячая. Сидни благодарит меня за заботу.
Все вокруг обсуждают вчерашний прием: Каролину Дешютэ и ее бабушку, инвестора, который отпускал грубые замечания (думаю, я догадываюсь, кто это), и Уинстона Уикса, который был дружелюбнее, чем обычно. Аннализа коротко улыбается мне, говоря о нем, и я смеюсь в ответ, понимая, что все девушки обратили внимание на то, как мы с ним разговаривали вчера вечером.
Но, пока они продолжают говорить, Сидни вдруг принимается тереть висок, плотно зажмурившись. Мое беспокойство за нее усиливается: мы ведь никогда не болеем.
– Ты пила вино? – спрашиваю я. – Потому что меня из-за него этой ночью стошнило.
– Отвратительно, – говорит Сидни, ковыряя ложкой овсянку, – но нет.
– Может, это из-за дополнительной порции витаминов, которую прислал Антон? – предполагаю я.
Наморщив нос, она поднимает на меня глаза.
– Дополнительные витамины? – спрашивает она. – А мне не приносили. Что там было?
– Не знаю, – отвечаю я. – Но… тебе что, правда, не приносили? Мне показалось, я слышала, как смотритель пошел к твоей двери.
Она отрицательно качает головой и тут же морщится от боли. Мне так ее жалко, что я прикусываю нижнюю губу.
Однако, все это странно. Я была уверена, что смотритель Бозе пошел в ее комнату. Наверное, я ошиблась. Окинув взглядом стол, я тут же замечаю Ребекку, которая сидит чуть поодаль от остальных, опустив голову. Она выглядит мрачной и грустной.
– Интересно, поговорил ли Антон с ней вчера, – шепчу я Сидни, кивнув в сторону Ребекки. – Может, мне стоит что-то ей сказать?
– Почему? Что случилось прошлым вечером? – спрашивает Сидни и тут же отвлекается – пробует ложкой овсянку и корчит такую мину, будто ее тошнит.
Я пристально смотрю на нее, а затем наклоняюсь вперед, опираясь о стол, и понижаю голос.
– Она и мистер Вольфи… – шепчу я.
Сидни взмахивает рукой, требуя подробностей.
– Мы же обсудили это с Антоном, – тихо добавляю я.
– Мена, – отвечает Сидни, – я почти не видела Антона прошлым вечером. О чем ты вообще говоришь?
Беспокойство охватывает меня, словно покалывание разбегается по коже. Я абсолютно уверена, что вечером мы говорили с Антоном. Как Сидни могла это забыть? Чувство тревоги начинает нарастать, и тут Аннализа окликает меня по имени.
– Леннон Роуз по-прежнему нет, – говорит она. – Нужно ее проведать.
У меня внутри что-то сжимается, когда я оглядываюсь по сторонам и убеждаюсь, что она права. Мне сказали, что прошлой ночью Леннон Роуз спокойно отдыхала в своей комнате. Может, она до сих пор там? Наверное, она ужасно скучает по нас, ведь Леннон Роуз ненавидит одиночество.
Я соглашаюсь пойти к ней вместе с Аннализой, и Сидни, несмотря на головную боль, тоже хочет присоединиться к нам. Мы не можем уйти, не позавтракав, так что мы собираемся отправиться к Леннон Роуз, как только покончим с едой.
Внезапно я вспоминаю, что Валентина говорила с Леннон Роуз как раз перед тем, как та начала плакать. Что и почему она сказала ей? Что она сделала? Но Валентина не обращает внимания на нас. Она медленно размешивает овсянку, так что комки каши прилипают к ложке. Ее губы чуть заметно шевелятся, словно она что-то повторяет про себя. Ее поведение сбивает меня с толку, оно кажется неестественным, и я быстро отвожу взгляд, прежде чем она успевает меня заметить.
