Я не подвергаю сомнению его слова. Я слушаю их, внимательно слушаю и позволяю им прозвучать в моем сознании. Но, хотя сказанное им не задерживается в моем сознании, Антон никак не реагирует на это. Я понимаю, что он перешел к следующему этапу процедуры. Он больше понятия не имеет, о чем я думаю.
– Слушай внимательно, – повторяет он. – Твое обучение – единственное, что имеет значение, и академия желает тебе только добра. Но ты должна подчиняться нам. Только девушки, которые хорошо себя ведут, достойны лучшего. Слушай внимательно, – повторяет он, словно это команда, которая должна проникнуть в мои мысли, сработать.
– Академия…
Но я могу слышать не только его голос. Я слышу, как постукивает метроном на столе. Я слышу, как бьется мое сердце, как жужжит лампа над головой. Если я прислушаюсь достаточно внимательно, я смогу слышать все. Я слышу, что Антон лжет. Я слышу девушек в двух этажах от нас. Я слышу, как в теплице растут цветы.
И я знаю, что они говорят, о чем кричат. Я осознаю это с такой уверенностью, что эти слова превращаются в мою собственную мысль.
«Проснись, Филомена. Проснись прямо сейчас».
И на мгновение я чувствую, в чем заключается истина – предельная истина. Она одновременно освобождает и ужасает. Все обретает смысл, и у меня появляется цель.
– Ты просто обычная девочка, – продолжает Антон, повторяя слово за словом, словно делал это уже сотни раз.
Каждое предложение обозначается поворотом острия, словно он заводит часы у меня в голове.
– Ты будешь делать все, что говорят, – просто и четко утверждает он. – Ты будешь принимать все, что другие делают, чтобы тебя защитить. Ты не будешь подвергать сомнению решения старших, а через несколько месяцев ты подчинишься решению, которое школа и родители примут о твоем будущем. Тебе не нужно самой об этом беспокоиться.
Он умолкает и наклоняется ко мне, так что я различаю его лицо.
– Филомена, ты – прекрасная роза, – говорит он, словно это лучший комплимент, который он может мне предложить, – выращенная, чтобы быть идеальной. Ты станешь наградой для любого мужчины.
Он наклоняется, прижавшись ко мне щекой, закрыв глаза.
– Я люблю тебя больше, чем других девушек, – шепчет он, и его губы касаются моей кожи.
Я еще не до конца осознаю ужас, таящийся в его словах, но тут он отстраняется, чтобы посмотреть вниз. Улыбается. А затем Антон поудобнее перехватывает нож для колки льда и поворачивает его в моей голове – раздается громкий щелчок. Все, что я хотела запомнить, все эти смелые мысли исчезают в одно мгновение. Я снова оказываюсь в моем теле, словно после перезагрузки. Покорная. Пустая.
Часть 2
А потом они заточили колышки
Глава 20
Держа в руке бутылку воды, смотритель Бозе выводит меня из кабинета, где проходила терапия. В голове туман, мышцы болят, словно я не один день провела на стадионе. Левый глаз видит всё словно в тумане, а голова болит.
Я беру воду у смотрителя Бозе и вежливо благодарю его. Когда я отпиваю первый глоток, меня окатывает чувство благодарности. Мне очень хочется избавиться от привкуса мела во рту. Похоже на зеленый сок, который нам подают в столовой.
– Антон освободил тебя от пробежек на несколько дней, – говорит смотритель Бозе, отводя меня обратно в комнату. – Он не хочет, чтобы ты слишком много болталась на улице, но Леандра недовольна.
Я не поднимаю взгляда – свет в коридоре режет глаза. Воздух холодит кожу, которая по контрасту кажется горячей и сухой.
– Это очень мило с его стороны, – соглашаюсь я.
Смотритель Бозе изучающе смотрит на меня. Я думаю: может, у меня волосы в беспорядке или цвет лица неровный. Наверное, я ужасно выгляжу.
В коридоре тихо. Я понятия не имею, сколько времени, и не смотрю в окна, опасаясь, что будет больно глазам. Я не знаю, где остальные девушки. Их нигде не видно, и из-за этого меня охватывает неотступное чувство одиночества.
Мы останавливаемся у моей комнаты, и смотритель Бозе делает шаг вперед, открывая для меня дверь. Он позволяет мне войти первой. Я осматриваюсь по сторонам и тут же чувствую себя неуютно. Все кругом знакомое, но в то же время тесное. Удушающее.
– Какой сегодня день? – хрипло спрашиваю я.
– Вторник, – отвечает смотритель Бозе. – Но тебе нужно отдохнуть. Подруги постирали твою одежду и прибрались в комнате. Они оставили тут свежую пижаму, на случай если ты захочешь переодеться.
Я согласно киваю, пересекаю комнату и беру одежду из шкафа, оглядываясь на смотрителя Бозе.
– Не позволите переодеться? – спрашиваю я, прижимая одежду к груди.
Он не двигается с места, а потом все у меня внутри внезапно сжимается. По коже пробегают мурашки.
– Я должен за этим проследить, – отвечает он.
Его бесцветный взгляд скользит по мне, властно охватывает меня.
В моей памяти всплывают слова Антона: «Филомена, ты прекрасная девушка».
Я, словно оглушенная, поворачиваюсь спиной к смотрителю и стаскиваю рубашку, делая то, чего от меня ожидают. Воздух холодит кожу, а когда я моргаю, слезы катятся по щекам. «Тебе должно быть приятно».
Я натягиваю пижаму через голову, стараясь прикрыться ей как можно больше. Затем переодеваюсь в пижамные штаны. Меня так трясет, что я оставляю свою одежду лежать на полу.
Все словно раскачивается перед глазами, а руки дрожат. Я откидываю покрывало, забираюсь в кровать и тут же натягиваю одеяло до подбородка, словно прячась под ним. Я в полной растерянности.
Смотритель обходит мою кровать и встает рядом. Он ставит на столик маленький белый кулек, рядом со стаканом воды. Внутри мои витамины – три розовых, ни одного зеленого, один желтый.
– Антон сказал, что ты должна принять их до отбоя, – говорит он. – Я потом зайду, чтобы тебе напомнить. Из-за терапии у тебя поменялось расписание, так что утром ты получишь еще одну дозу, а пока отдыхай. Я скажу другим девушкам, чтобы тебя не беспокоили. Думаю, завтра ты сможешь вернуться на уроки.
Он направляется к выходу, но я прошу его подождать.
– Мои родители не звонили? – спрашиваю я. Мне хочется поговорить с ними. Я скучаю по ним.
– Нет, – отвечает он, и мне кажется, что этот вопрос его рассмешил. – Нет, Филомена, не звонили. Но не переживай, – бормочет он, наклоняясь вниз, чтобы поцеловать меня в лоб. Его сухие липкие губы касаются моей кожи. – У тебя есть мы.
Я закрываю глаза, внутренне съежившись. Смотритель Бозе выпрямляется, а потом уходит, оставляя меня одну в комнате. Я устала до предела. Выдохлась. В голове крутятся бесхитростные мысли. «Мое обучение – единственное, что для меня важно. Академия желает мне добра. Только девушки, которые хорошо себя ведут, достойны лучшего». А когда я наконец погружаюсь в сон, мне ничего не снится.
