– Ну что, пошли? – говорит он, показывая на дверь.
– Мы не можем, – отвечаю я. – Пока нет.
– Какого черта?
– Ей нужны заплатки для ран, – поясняю я, показывая на Аннализу.
Он смотрит на меня, а затем на нее.
– Что?
– Долгая история, нет времени объяснять, – говорит Сидни. – Идем.
Марчелла и Бринн помогают Аннализе, а Сидни напоминает мне забрать ключ из ящика. Я нахожу маленький серебристый ключ, по-прежнему гадая, почему Леандра оставила его для нас. Почему она не дала нам просто сбежать.
Девушки направляются дальше по коридору, а я поворачиваюсь к Джексону и замечаю, что он берет печенье с тарелки, которая так и осталась стоять рядом с чайником.
– Не надо, – неожиданно говорю я.
Он удивленно смотрит на меня, но останавливается.
– Прости, – смущенно отвечает он. – Когда я нервничаю… – Он умолкает и окидывает меня взглядом. – Погоди. Почему мне нельзя съесть хоть одну?
Я хмурюсь.
– Потому что они слишком сладкие, – бормочу я и сама задумываюсь над этими словами.
– Мена, – доносится с лестницы голос Сидни. – Поспеши.
Я быстро беру Джексона за рукав и веду его вниз по лестнице.
Он морщится при каждом шаге. Я подозреваю, что это перелом.
– Я по-прежнему чувствую себя виноватым, что не рассказал тебе о моей маме, – говорит Джексон, косясь на меня.
Мы оба знаем, что сейчас это не главная наша проблема, но я ценю его извинения, о чем ему и сообщаю.
– Прости, что не разрешила тебе похитить нас из кинотеатра, – отвечаю я.
Он смеется, но тут же шумно втягивает воздух и останавливается, чтобы перенести вес с больной ноги. Затем он обхватывает меня за плечи, и мы идем дальше, стараясь угнаться за остальными.
Сидни останавливается внизу и смотрит на нас.
– Готовы? – спрашивает она.
Все согласно кивают, и я тоже. Джексон отпускает меня, и сам проходит остаток пути вниз, подпрыгивая на одной ноге.
Сидни отступает в сторону. Я вставляю маленький ключ в замок, и он поворачивается с тихим щелчком. Мое сердце отчаянно колотится, когда Сидни толкает дверь. В комнате темно, и Марчелла щелкает выключателем. Лампы разгораются, мигая и жужжа.
Помещение большое и по большей части пустое – здесь есть разве что какие-то стеллажи. У противоположных стен стоят две каталки. В следующую секунду я понимаю, что на них лежат тела, укрытые белыми простынями. Отступив на шаг, я натыкаюсь на Джексона, который чуть не падает, не удержавшись на здоровой ноге.
– Кто это? – тихо спрашивает Бринн, дрожащим пальцем показывая на ближнюю каталку. Мы смотрим на тело, скрытое под белой тканью.
Никто не отвечает. Но, когда я смотрю на белую простыню, мне приходит в голову мысль, что на одной из каталок может лежать Валентина.
Я подхожу к первой каталке и останавливаюсь рядом с ней. Протягиваю руку и стягиваю белую ткань. Вздрогнув всем телом, я смотрю вниз, перед глазами все начинает расплываться. У меня за спиной вскрикивает Сидни.
– Мена, – произносит Джексон, подходя ближе. Его голос звучит тихо и отстраненно, словно издалека.
Я едва дышу. Удушающая тяжесть копится в груди, подбирается к горлу.
Джексон подходит к каталке, помедлив, делает еще один шаг вперед, а потом смотрит на нее. На каталке лежит бледное обнаженное тело девушки. Ее идеальная плоть открыта нашим взглядам, череп рассечен по линии волос. Там, где должен находиться мозг, виднеется лишь переплетение проводов – сотни тончайших проводков разного размера, – их торчащие кончики перемешаны с сосудами и нервами.
Осмотревшись, я замечаю, что кое-где на полках стоят стеклянные сосуды. В заполняющей их жидкости плавают розовые органы. А в одном из них – мозг, сделанный из металла.
Я снова смотрю на девушку. На эту девушку…
– Ты знаешь ее? – спрашивает Джексон.
– Нет, я… – Но я не могу отвести взгляд от неподвижного лица. Не уверена, знаю я ее или нет. Она прекрасна, словно спит. – Я ее не знаю, – заканчиваю я.
Но совершенно очевидно, что это такая же девушка, как и мы. На ее коже ни единой веснушки, ее брови идеально изогнуты, а нос прямой. Я ощущаю иррациональное желание открыть ее веки и посмотреть, какого цвета у нее глаза.
Все кажется иррациональным. Я медленно теряю контроль; мои мысли – вихрь обвинений и ужаса.
Джексон берет меня за руку, и, повернувшись, я вижу, что он тоже охвачен страхом.
На столе лежит мертвая девушка, вот только на самом деле она не мертва. Она просто никогда не была живой. Она ждет – как цветы в саду. Ждет момента, когда она станет прекрасной и обожаемой. Постепенно ее корни будут становиться все сильнее. Будут ждать момента, когда сплетутся с остальными.
Мы не в силах выговорить ни слова, словно реальность происходящего за пределами нашего понимания. А может, мы просто боимся понять. Мы еще не хотим принять истинный смысл того, что видим.
А потом Аннализа внезапно повисает на руках Марчеллы.
Марчелла в панике укладывает ее на пол. Глаза Аннализы закрыты, раны на ее лице запеклись, но по шее по-прежнему стекает ручеек.
– Она истекает кровью, – говорит Джексон и, подойдя ближе, показывает Бринн, куда приложить руку, чтобы остановить кровотечение. Потом он хромает к другой каталке, чтобы взять простыню, собираясь подать ее Бринн, чтобы та прижала ее к ране.
Но когда он открывает второе тело, Бринн не может сдержать крика. Мы все поворачиваемся и видим, что на каталке неподвижно лежит Валентина. Увидев ее снова, я с трудом удерживаюсь от истерики. Я шепчу ее имя, словно это сможет ее пробудить.
Наша подруга мертва. Мы опоздали.
Хромая, Джексон подходит ближе и смотрит вниз, на Валентину. Он осматривает ее рассеченный череп. Я стою рядом с ним, и мне видно, что у Валентины в голове. Мир уходит у меня из-под ног, и на мгновение от ужаса я словно оказываюсь в невесомости. Потому что у нее в голове не мозг – не в привычном смысле. Не в… человеческом смысле.
Мозг Валентины Райт сделан из металла – блестящего металла с маслянистыми извилинами, различными кнопками и штекерами, проводами, которые то торчат наружу, то уходят в глубину. В центре просверлено широкое отверстие, словно специально, чтобы уничтожить тонкое устройство.
Ее голова сделана из металла. Ее голова – это механизм. Как и у первой девушки, сосуды Валентины переплетаются с проводами. Эти провода явно были введены уже давно. Они были там всегда.
Я медленно опускаю взгляд и вижу, что ее тело тоже рассечено, а внутренние органы обнажены. Я снова рассматриваю провода, чтобы понять, куда они подсоединяются. Некоторые из них тонкие, как нити, – голубые и красные. Другие потолще. А кое-где проложены целые пучки – я решаю, что это нервы. Все тело подсоединено к мозгу – к механическому мозгу.
