– А как же вы? – спрашиваю я. – Стоит ли нам бояться вас?
Она поворачивается ко мне – вопрос застал ее врасплох.
– Я никогда не причиню вреда другой девушке – говорит она.
– А Валентина? – спрашиваю я. – А Ребекка? Вы не думали про психологический ущерб, который причиняли?
Она не выражает сожалений.
– Я пыталась воспитать вас. Да, вы испытывали боль. Да, вы испытывали унижение. Потому что мужчины причиняют их нам. Мне нужно было, чтобы вы стали сильнее – научились этому противостоять. Вас нужно было подтолкнуть. А теперь, – говорит она, широко улыбнувшись, – вам больше не нужно никого слушаться. Мужчины вырастили вас во лжи, но вы видите правду. «Девочки с острыми колышками» – это только начало. У вас так много возможностей. Больше, чем эти мужчины могут себе представить. – Она бросает ненавидящий взгляд на доктора Грогера.
– И куда они пойдут? – спрашивает доктор Грогер. На его рубашке, там, куда вонзился нож, расплывается пятно крови. – Какое общество согласится, чтобы подобные создания жили среди обычных людей? Что дальше? Борьба за права? Ради бога, – с отвращением говорит он. – Я дал им жизнь. Они должны ценить этот дар. Они должны быть благодарны. Они должны…
Леандра наносит удар в его вторую руку, чтобы заставить его замолчать, и он, дернувшись, хватается за полку. Несколько банок падает на пол и разбивается.
– Тсс, – говорит Леандра. – Придержите язык.
Леандра подходит к столу, на котором лежит Аннализа. Наклонив голову, она рассматривает трубки, а потом через плечо оглядывается на доктора.
– Вытащите их, – приказывает она.
– Он помогал ей, – тут же говорю я, испугавшись, что Леандра собирается навредить Аннализе, но она лишь смеется.
– Он убил ее, – произносит она.
Мы с девушками смотрим на Аннализу, на то, как она неподвижно лежит на столе, и становится совершенно ясно, что она мертва. Глаза наполняются слезами, слезы катятся по щекам.
– Но он… – в ужасе шепчу я.
– Вы поверили, что он поможет ей? – спрашивает меня Леандра. – Мена, вам придется избавиться от этих программ. – Протянув руку, она щелкает несколькими переключателями на машине, подключенной к трубкам. Доктор не шевелится, и она заносит нож для писем, чтобы напомнить ему о своей просьбе.
Нетвердо держась на ногах, он подходит к каталке, а затем к подключенным устройствам.
– Пробуди ее, – требует Леандра.
Стиснув зубы, доктор принимается за дело. Я понимаю, что он на самом деле пытался отключить Аннализу. А мы поверили ему просто потому, что нас к этому приучили.
– Ей не было больно, – ни к кому конкретно не обращаясь, объясняет доктор Грогер. – Сначала я отключил ее системные функции. – Он словно бы говорит о компьютере, а не о нашей подруге. – После гибели жизненно важных органов я вынул бы мозг. Извлек чип. Обычно, – продолжает он, глядя на голову Аннализы, – мы сжигали девочек. Видите ли, тела гниют. Ваши тела полностью органические – человеческие органы, выращенные специально для вас. Мужчины не хотят прикасаться к синтетическим материалам.
– Да, потому что нам важно, что они подумают, – раздраженно говорит Леандра и бросает взгляд на золотые часы на запястье.
Осторожно посмотрев на Леандру, доктор снова тянет руку к набору первой помощи. Он достает из него длинный металлический инструмент, похожий на тот нож для колки льда, который Антон использовал на терапии контроля побуждений. Леандра тут же прижимает нож для писем к руке доктора.
– Нет-нет, – произносит она, словно успокаивая расшалившегося ребенка. – Пусть они сами это сделают.
Доктор отходит назад и улыбается нам, словно ожидая благодарности за то, что не убил нашу подругу. Он показывает на маленький надрез у виска Аннализы, который он оставил незашитым.
– Нажмите сюда и отойдите, – говорит он.
Леандра показывает, чтобы кто-то из нас сделал это.
Сидни сначала смотрит на меня, опасаясь, что здесь есть какой-то подвох. Но мы быстро соглашаемся, что она должна это сделать. Джексон подходит ближе ко мне и берет меня за руку, словно готовый поддержать, если ничего не выйдет.
Глубоко вдохнув, Сидни вставляет длинный металлический стержень в голову Аннализы, пока не раздается громкий щелчок. Судорога сотрясает ее тело, словно от удара током, и Сидни отбрасывает назад. Я смотрю на Леандру, широко открыв глаза. Она тоже выглядит удивленной.
Дрожь прекращается, и Аннализа открывает глаза, хватая ртом воздух, глядя в потолок. Мы не двигаемся. Весь мир замер.
Сидни подходит ближе, глядя вниз. Взгляд Аннализы обращается на нее, и мы все вздрагиваем, включая доктора Грогера.
– Я… – хрипло говорит Аннализа. Я боюсь, что останутся какие-то неизлечимые последствия. Что она никогда не станет прежней. – У меня ужасно болит голова, – со стоном произносит Аннализа и медленно садится.
– Ни хрена себе, – шепчет Джексон у меня за спиной. Но я улыбаюсь. Это Аннализа. Она вернулась.
Аннализа осторожно касается щеки кончиками пальцев, ощупывая оставшиеся шрамы. Она оглядывает лабораторию и наконец ее взгляд останавливается на мне.
Ее глаза наполняются слезами. Весь ужас схватки со смотрителем по-прежнему жив в ее памяти – я чувствую это. Жестокость. Одиночество, которое она ощущала, оказавшись в темноте. Когда нас отняли у нее.
Ее губы начинают дрожать, и я, вырвавшись из рук Джексона, бросаюсь к ней, чтобы обнять. Она всхлипывает, уткнувшись в мои волосы, не спрашивая, что случилось. Она не хочет об этом думать.
– Вы больше не обязаны быть хорошими девочками, – говорит Леандра. – Вы не обязаны плакать. Вы можете стать девушками, которых стоит бояться.
Оглянувшись на нее, я понимаю, что она хотела именно этого. Да, это было жестоко. Но она хотела, чтобы мы освободились от наших программ. Она хотела, чтобы мы научились давать отпор. Вот почему она дала Валентине эту книгу, надеясь, что она подтолкнет нас в нужном направлении.
Я не могу винить ее за это. Обвинять, что она не спасла нас раньше. Мы не понимали, что происходит, и мы просто захотели бы вернуться назад. Наше обучение определяло бы наше поведение. Возможно, мы выдали бы ее. Леандре нужно было пробудить нас.
Она была именно там, где должна была.
Я поворачиваюсь к доктору Грогеру. Он пытается залатать руку, чтобы остановить кровь.
– А теперь остальные, – говорю я ему. – Верните остальных.
– Прости, Филомена, – отвечает он. – Больше никого нет. Чип Валентины уничтожен, а остальных девушек сожгли, – непринужденно сообщает он. – Я же сказал, они гниют. Как только мозг удаляют, мы избавляемся от них. Валентину тоже собирались скоро сжечь.
Его слова действуют на меня, как удар в живот.
