Надеюсь, что Его Величество сожжет эти полена и погреется у огня.
Трубридж.
P.S. Только что я узнал, что Караччоло удостоился чести нести караульную службу как простой солдат и что вчера он стоял на часах у дверей дворца. Всех принуждают, хотят они того или нет, поступать на службу.
Как вы знаете, Караччоло получил от короля отставку».
Мы подчеркнули в постскриптуме Трубриджа то, что имеет отношение к Караччоло.
Как будет видно позднее, две эти фразы, если бы у Нельсона хватило благородства предъявить трибуналу письмо Трубриджа, могли бы оказать огромное влияние на судей, когда шел процесс адмирала.
Вот второе письмо Трубриджа; оно датировано следующим днем.
«4 апреля 1799 года.
Французские войска насчитывают несколько более двух тысяч человек.
Они распределяются следующим образом:
300 солдат в замке Сант 'Эльмо;
200 — в замке Кастель делл'Ово;
1400 — в Кастель Нуово;
100 — в Поццуоли;
30 — в Байе.
Бои в Салерно сопровождались большими потерями со стороны французов; ни один человек не вернулся невредимым. Раненых было 1500 человек.
Говорят также, что при штурме города Андрия в Абруцци было убито три тысячи французов.
Французы и неаполитанские патриоты ссорятся. Между ними царит большое недоверие. Часто случается, что во время встречи ночных дозоров, когда один кричит: «Кто идет?», а другой отвечает: «Республика», происходит обмен ружейными выстрелами.
Ваша милость видит, что отнюдь не благоразумно подвергать себя опасности, появляясь на улицах Неаполя.
Я только что получил известие, что на Искье священник по имени Алъбавена призывает народ к мятежу. Посылаю шестьдесят швейцарцев и триста верноподданных, чтобы схватить его. Надеюсь, что через сутки мне его уже доставят живым или мертвым. Умоляю Вашу милость попросить короля прислать честного судью обратным рейсом «Персея», иначе у меня не будет возможности продолжать действовать таким образом. Народ может в любую минуту вырвать негодяев из моих рук и растерзать их. Для успокоения народа надо как можно скорее повесить дюжину республиканцев».
Едва Трубридж отправил эти письма и проводил глазами посыльное судно, которое повезло почту в Палермо, как он увидел, что к его фрегату со стороны Салерно приближается баланселла.
Вести с суши поступали к нему ежечасно. Поэтому Трубридж, убедившись, что лодка шла именно к «Sea-Horse»
37
, где он находился, спокойно ожидал ее приближения; лодка подошла, на полагающееся в таких случаях «Кто гребет?» был назван соответствующий пароль.
В баланселле было два человека; один из них поднялся на мостик, держа на голове высокую корзину. Оказавшись на палубе, он спросил, где его превосходительство коммодор Трубридж.
Трубридж выступил вперед. Он немного говорил по-итальянски, поэтому сам мог допросить человека с корзиной.
Тот даже не знал, что вез. Ему поручили передать коммодору одну вещь, что он и сделал, и взять у него расписку в доказательство того, что он и его товарищ исполнили поручение.
Перед тем как выдать расписку, Трубридж захотел узнать, что же ему прислали. Он разрезал веревки, обматывавшие корзину, и, в окружении двойного кольца офицеров и матросов, привлеченных любопытством, погрузил руку в корзину, но тотчас же отдернул прочь жестом отвращения.
Все рты раскрылись, чтобы спросить, что там такое; но дисциплина, царящая на борту английского судна, пересилила нетерпение.
— Открой эту корзину, — сказал Трубридж матросу, привезшему ее, в то же время вытирая пальцы батистовым носовым платком, как сделал это Гамлет, после того как держал в руке череп Йорика. Матрос повиновался, и первое, что заметили, была густая черная шевелюра.
Прикосновение к ней и вызвало дрожь отвращения, которого коммодор не мог в себе побороть.
Вслед за волосами показался лоб, потом глаза и наконец все лицо. Но моряк отнюдь не был так впечатлителен, как аристократ-капитан.
— Ну и ну! — сказал он, ухватив за волосы и вытаскивая из корзины отрубленную человеческую голову, заботливо упакованную и покоившуюся на ложе из отрубей. — Это же голова дона Карло Гранозио из Джиффони.
Вынимая голову из ее футляра, он выронил записку. Трубридж поднял послание. Оно действительно было адресовано ему и содержало следующие строки:
«Командиру английской базы.
Салерно, 24 апреля, утро.
Сударь, как верный слуга Его Величества моего короля Фердинанда — да хранит его Бог! — имею честь поднести
Вашему превосходительству голову дона Карло Гранозио из Джиффони, служившего непосредственно под началом гнусного комиссара Фердинандо Руджи. Упомянутый Гранозио был убит мною в местечке, называемом Пуджи, в районе Понтеканьяно, при бегстве.
Я прошу Ваше превосходительство принять эту голову и соблаговолить считать мой поступок доказательством моей преданности короне.
С уважением, коего вы достойны, верный слуга короля
Джузеппе Мануизио Вителла».
— Перо и бумагу! — потребовал Трубридж, закончив чтение. Ему принесли требуемое, и он написал по-итальянски:
«Я, нижеподписавшийся, подтверждаю, что, получив от г-на Джузеппе Мануизио Вителла через посыльного голову дона Карло Гранозио из Джиффони в хорошем состоянии, не премину при первом же удобном случае отослать эту голову в Палермо королю, который, без сомнения, сумеет оценить подобный подарок.
Трубридж.
26 апреля 1799 года, в четыре часа пополудни».
38
Он завернул в расписку гинею и дал ее моряку; тот поспешил присоединиться к своему товарищу, должно быть менее торопясь разделить с ним гинею, чем рассказать о происшедшем.
Трубридж сделал знак одному из матросов взять голову за волосы, опустить ее в мешок и поместить в корзину в том же положении, в каком она была до того, как корзину открыли. Потом, когда все было проделано, он приказал:
— Отнесите это в мою каюту.
И с невозмутимостью, свойственной только англичанам, поведя плечами, что было присуще ему одному, сказал:
— Веселый товарищ! Жаль, что придется с ним расстаться!
И действительно, на следующий день представился случай отправить судно в Палермо, и ценный подарок дона Джузеппе Мануизио Вителла был отослан его величеству.
