Не успел Руффо отдать этот приказ, как ему доложили, что захвачена лодка, отчалившая от Кастель Нуово и двигавшаяся, по-видимому, по направлению к Гранателло.
У того человека, кому, по-видимому, принадлежала лодка, был найден и изъят какой-то пакет.
Кардинал прошел в свои комнаты и велел ввести пленного. Но на первые же обращенные к нему слова тот ответил словами пароля, известного лишь членам семейства Руффо, их слугам и их приспешникам и служившего своего рода охранным знаком в крайних случаях: «La Malaga es siempre Malaga»
61
.
По этому паролю был уже однажды опознан повар Кошиа, когда в русском лагере его привели к кардиналу.
Странно было уже то, что хозяин лодки, вместо того чтобы проплыть подальше от санфедистов, вне поля их зрения (это не представляло труда), приблизился к берегу, где его безусловно должны были заметить, и, наконец, вместо того чтобы направиться в сторону Гранателло, которого он мог бы достигнуть раньше своих преследователей, взял курс в открытое море, где шлюпка с шестью гребцами легко догнала его.
Что же касается письма, которое он вез, то проще простого было бы порвать его или выбросить в воду со свинцовой пулей, если бы человек этот действовал не в интересах кардинала.
Но он сохранил пакет и по первому требованию вручил его санфедистскому офицеру.
Этим офицером-санфедистом, как нарочно, оказался Шипионе Ламарра, тот самый, что привез кардиналу хоругвь королевы. Руффо вызвал его, и он подтвердил все сказанное задержанным хозяином лодки; впрочем, тому служил надежной охраной пароль, который он узнал от
сестры самого кардинала, княгини де Кампаньи, и сообщил своим спутникам, ибо на них он мог положиться: эти люди, подобно ему самому, прикидывались патриотами до той минуты, когда пришла пора сбросить маску.
Хозяин лодки доложил кардиналу, что полковник Микеле, пославший его в Гранателло, очевидно не вполне доверяя ему, посадил к нему в лодку человека, который был не кем иным, как его заместителем Пальюкеллой. Когда преследователи подошли вплотную к лодке, Пальюкелла, то ли по несчастливой случайности, то ли не желая быть захваченным в плен, упал за борт, а может быть, и нарочно бросился в море, и больше его никто не видел.
Кардинал не придал большого значения этой подробности и потребовал письмо.
Шипионе Ламарра передал ему пакет.
Кардинал его распечатал. В письме содержались следующие распоряжения:
«Генерал Бассетти генералу Скипани, в Гранателло.
62
Ради будущего Республики мы должны одним решительным ударом, в одном сражении разбить банду разбойников, собравшихся на мосту Магдалины.
Посему приказываю: завтра, по сигналу, поданному тремя пушечными выстрелами с Кастелъ Нуово, Вам с Вашей армией выступить на Неаполь. По прибытии в Портичи атаковать позиции врага и пройти с рукопашным боем через любые препятствия. Патриоты из монастыря святого Мартина спустятся вниз одновременно с патриотами из замка дель Кармине, Кастель Нуово и Кастелъ делл 'Ово. Мы поведем атаку с трех сторон и с фронта; Вы обрушитесь на вражеские тылы и истребите их. Вся наша надежда на Вас.
Привет и братство.
Бассетти».
— Ну как? — спросил задержанный, видя, что кардинал вторично и еще внимательнее перечитывает письмо. — Малага всегда Малага, ваше преосвященство?
— Да, парень, — ответил кардинал, — и сейчас я тебе это докажу. Обратившись к маркизу Маласпина, он распорядился:
— Маркиз, велите выдать этому молодцу пятьдесят дукатов и накормить его хорошим ужином. Доставленные им сведения того стоят.
Маласпина выполнил приказ кардинала в той части, что касалась его лично, то есть выдал владельцу лодки деньги, что же касается ужина, он поручил его заботам Карло Куккаро, лакея его преосвященства.
Как только Маласпина вернулся, кардинал велел ему написать Де Чезари, находившемуся в Портичи, чтобы тот глаз не спускал с армии Скипани. Он приказал сохранить все вчерашние диспозиции и послал на подмогу Де Чезари две-три сотни калабрийцев и сотню русских солдат; одновременно он распорядился разместить тысячу человек на склонах Везувия, от Резины до Торре Аннунциата.
Эти люди должны были стрелять в солдат Скипани из-за деревьев, из-за нагромождений лавы и скалистых камней, которыми покрыт западный склон Везувия.
Получив депешу кардинала, Де Чезари со своей стороны отдал приказ командующему силами Портичи сделать вид, будто он отступает под натиском Скипани, и заманить его в город. А когда он окажется на длинной, в три льё, дороге, тянущейся из Фавориты в Неаполь, отрезать ему отступление с флангов; тем временем мятежники из Сорренто, Кастелламмаре и Кавы нападут на Скипани с тыла и разгромят его армию.
Все эти меры были приняты на тот случай, если депеша Бассетти была послана в двух экземплярах и Скипани, получив второй экземпляр, выполнит предписанный ему маневр.
Кардинал действовал не напрасно. Второй экземпляр депеши еще не был послан, но его должны были вскоре послать, и Скипани, на свое несчастье, предстояло получить его.
CLII. ДЕНЬ 14 ИЮНЯ
Пальюкелла не упал за борт: он бросился в море.
Заметив подозрительное поведение владельца лодки, он понял, что полковник Микеле доверился недостойному человеку, и, так как Пальюкелла плавал не хуже знаменитого Кола-рыбы, чей портрет украшает Рыбный рынок Неаполя, он прыгнул с борта головою вперед, поплыл под водой, вынырнул на секунду, чтобы глотнуть воздуха, и снова нырнул под воду; а потом, уверившись, что его уже нельзя увидеть, спокойно направился к Молу, с хладнокровием человека, три или четыре раза побеждавшего в заплыве от Неаполя до Прочиды.
Правда, на сей раз он плыл в одежде, что было не совсем удобно, и ему потребовалось немного больше времени, чтобы добраться до берега, только и всего. Целым и невредимым вылез Пальюкелла на Мол, отряхнулся и зашагал к Кастель Нуово.
Он пришел туда в час ночи, как раз в ту минуту, когда вернулся и Сальвато — на израненном коне, сам получивший несколько ножевых ран, к счастью неопасных; зато с разряженными пистолетами и погнутой саблей, не влезавшей в ножны. По всему было видно, что он не только получал удары, но и возвращал их с лихвой.
При виде Пальюкеллы, с которого ручьем лилась вода, Сальвато встревожился, а узнав о происшедшем, совершенно забыл о себе и начал лихорадочно соображать, как исправить положение; надо было срочно послать с приказом другого гонца.
Впрочем, Сальвато предвидел нечто подобное, ведь он, как мы помним, потребовал, чтобы приказ был составлен в двух экземплярах.
