Тогда лаццарони снова собрались и в составе семи тысяч человек спешно двинулись на помощь защитникам Неаполя, оставляя на своем пути, как кровавые вехи, раненых, которые, присоединившись к ним накануне и ночью, сейчас уже не имели сил следовать за ними.
Прибыв на площадь Кастелло, они разделились на три группы: одни через улицу Толедо должны были подать помощь площади Пинье; другие через улицу Трибунали — Кастель Капуано; третьи через улицу Марину — Старому рынку.
Покрытые пылью и кровью, пьяные от вина, которым их поили на протяжении всего пути, лаццарони из этого нового пополнения стали вливаться в ряды тех, кто накануне сражался за город. Уже раз побежденные и пришедшие на помощь своим побежденным братьям, они не хотели вторичного поражения. Каждый республиканец, который и без того сражался один против шести, теперь должен был одолеть еще одного или двух человек; а чтобы одолеть, он должен был не только ранить, но и убить, потому что, как мы уже говорили, те, у кого оставались хоть какие-то признаки жизни, продолжали сражаться упорно, до последнего вздоха.
Итак, битва длилась почти до трех часов пополудни, не давая перевеса ни одной из сторон. Монье, Сальвато и Матьё Морис взяли замок дель Кармине и Старый рынок. Шампионне, Тьебо и Дюгем овладели Кастель Капуано и продвинули свои аванпосты до площади Сан Джузеппе и на треть улицы Трибунали. Келлерман дошел до конца улицы Кристаллини, меж тем как Дюфресс после ожесточенных боев захватил приют Неимущих.
И тогда в результате изнеможения наступило как бы перемирие: с обеих сторон люди устали убивать. Шампионне надеялся, что этот ужасный день, когда лаццарони потеряли четыре или пять тысяч человек, послужит им уроком и они запросят пощады. Но, не видя с их стороны никаких попыток к примирению, Шампионне под звуки выстрелов примостил бумагу и перо на барабане, написал обращение к неаполитанскому народу и поручил своему адъютанту Вильнёву, который вновь вернулся к прежним обязанностям, отнести его магистратам Неаполя. Как парламентёру, ему вручили трубу и белое знамя. Но среди ужасающего беспорядка, добычей которого стал Неаполь, магистраты потеряли всякую власть. Патриоты, зная, что дома их убьют, скрывались. Вильнёва, хотя у него в руках была труба и белое знамя, встречали ружейными выстрелами везде, где он ни пытался пройти. Пуля пробила седельную луку, и он был вынужден вернуться, так и не получив возможности ознакомить врага с воззванием генерала.
Вот это воззвание: оно было составлено на итальянском языке, который Шампионне знал почти так же хорошо, как французский.
«Главнокомандующий Шампионне неаполитанскому народу.
Граждане!
Я на минуту приостановил месть моих солдат, вызванную страшными бесчинствами и яростью некоторых лиц, оплаченных вашими убийцами. Я знаю, как добр неаполитанский народ, и от глубины сердца скорблю о том зле, которое вынужден был причинить ему. Эту минуту спокойствия я посвящаю тому, чтобы обратиться к вам, как отец обратился бы к своим непокорным, но неизменно любимым детям, чтобы сказать: откажитесь от бесполезного сопротивления, сложите оружие, и люди, имущество и религия останутся неприкосновенны.
Каждый дом, из которого раздастся выстрел, будет сожжен, а его обитатели расстреляны. Но пусть восстановится спокойствие, я забуду прошлое, и благословение Неба вновь снизойдет на этот счастливый край.
Неаполь,
3 плювиоза VII года Республики (22 января 1799 года)».
После приема, оказанного Вильнёву, не осталось никакой надежды на прекращение бойни, по крайней мере в этот день. В четыре часа военные действия возобновились с еще большей ожесточенностью, чем прежде. Даже ночь, спустившаяся с небес, не могла разделить сражавшихся. Одни продолжали стрелять из ружей в темноте, другие заснули прямо на земле, посреди трупов, горячего пепла и пылающих развалин.
Французская армия, изнемогающая от усталости, потеряв тысячу человек, больше убитыми, чем ранеными, водрузила трехцветное знамя над фортом дель Кармине, Кастель Капуано и приютом Неимущих.
Как мы уже сказали, почти треть города была захвачена французами.
Был дан приказ ночью быть при оружии, сохранять занятые позиции и с рассветом возобновить бой.
XCII. ТРЕТИЙ ДЕНЬ
Не только приказ главнокомандующего, но и забота о собственной безопасности вынуждала солдат ни на миг не выпускать из рук оружия. В течение целой ночи во всех церквах, расположенных в кварталах, которые остались в руках неаполитанцев, били в набат. Лаццарони пытались атаковать все французские аванпосты, но повсюду были оттеснены со значительными потерями.
До наступления утра каждый командующий получил боевой приказ на следующий день. Сальвато, явившись к генералу с донесением о взятии форта дель Кармине, узнал, что завтра ему предстоит с двумя третями своего отряда двинуться берегом моря к Кастель Нуово, завладеть им во что бы то ни стало и немедленно повернуть все его пушки против лаццарони; Монье и Матьё Морис с третьей частью войска будут удерживать свои позиции, а Келлерман, Дюфресс и главнокомандующий, соединившись на улице Фориа, пробьются к улице Толедо через площадь Пинье.
В два часа ночи на бивак главнокомандующего у Сан Джованни а Карбонара явился человек в одежде крестьянина из Абруцци. С первого же взгляда генерал узнал в нем Этторе Карафа.
Карафа пришел из замка Сант'Эльмо сообщить Шампионне, что в крепости мало боевых припасов: имея возможность произвести только пять или шесть сотен выстрелов, гарнизон не хочет тратить снаряды напрасно; но завтра, чтобы помочь французам, атакующим лаццарони в лоб, пушки крепости будут стрелять по ним с тыла и поражать врага повсюду, где его заметят.
Устав от бездействия, Этторе Карафа явился не только затем, чтобы принести генералу это донесение, но еще и для того, чтобы принять участие в завтрашнем сражении.
В семь утра зазвучали фанфары и забили барабаны. За ночь солдаты Сальвато продвинулись вперед. С полутора тысячами людей по данному сигналу он обошел с тыла таможню и беглым шагом устремился к Кастель Нуово. В эту минуту счастливый случай пришел к нему на помощь.
Николино, которому тоже не терпелось начать атаку, прогуливался по крепостным стенам, побуждая своих артиллеристов с пользой потратить тот небольшой запас снарядов, который у них еще имелся.
Один из них, более смелый, подозвал его.
Николино подошел:
— В чем дело?
— Вы видите знамя, которое полощется над Кастель Нуово? — спросил артиллерист.
— Разумеется, вижу, — отвечал молодой человек, — и даже признаюсь тебе, что оно меня сильно раздражает.
— А командир не разрешил бы мне сбить его?
— Чем?
— Пушечным ядром.
— А у тебя достанет на это ловкости?
— Надеюсь, командир.
