— А если чуда не будет? — чуть насмешливым тоном спросил глава капитула.
— А! Ну если так, тогда другое дело, — произнес адъютант спокойно, но уже без улыбки. — Если в десять тридцать чуда не совершится, я перестреляю вас всех от первого до последнего.
Каноники засуетились было, пытаясь скрыться, но Вильнёв, взяв в каждую руку по пистолету, произнес:
— Ни один из вас не шевельнется, за исключением того, кто выйдет отсюда, чтобы совершить чудо.
— Это сделаю я, — сказал глава капитула.
— В десять часов тридцать минут точно, — приказал Вильнёв, — ни минутой раньше и ни минутой позже.
Глава капитула отвесил почтительный поклон и вышел, согнувшись чуть не до земли.
Было десять часов двадцать минут. Вильнёв бросил взгляд на часы.
— У вас имеется еще десять минут, — сказал он. Потом, помолчав и не отрывая глаз от циферблата, продолжал с убийственным хладнокровием:
— У святого Януария остается только пять минут! У святого Януария остается только три минуты! У святого Януария остается только две минуты!
Невозможно представить себе смятение, охватившее всех молящихся: беспрестанно нарастая, оно вылилось в гул, напоминающий рев моря в соединении с грозовыми раскатами, когда часы пробили половину одиннадцатого.
Воцарилась мертвая тишина.
В этой тишине было слышно, как вибрировал последний затихающий звук, и вот, в ту минуту, когда ропот, крики и угрозы готовы были возобновиться, вдруг раздался громкий, ясный голос — то каноник, подняв сосуд с кровью высоко над головой, возгласил:
— Чудо свершилось!
В тот же миг ропот, крики и угрозы смолкли как по волшебству. Все упали на колени и склонились лбом до земли, восклицая: «Слава святому Януарию!» А Микеле, выскочив из собора и став на паперти, закричал, размахивая знаменем:
— Il miracolo e fatto!
18
Люди на площади упали на колени.
Все колокола Неаполя, начав великолепным оглушительным ансамблем, продолжали трезвонить в полную силу.
Как сказал Шампионне, он знал молитву, на которую святой Януарий не преминет откликнуться.
И в самом деле, как мы видели, святой не остался к ней глух.
Ликующие артиллерийские залпы, раздавшиеся из четырех крепостей, возвестили Неаполю, что святой Януарий высказался в пользу французов.
XCIX. ПАРТЕНОПЕЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА
Едва Шампионне услышал звон колоколов, слившийся с орудийными залпами четырех крепостей, как тотчас понял, что чудо свершилось, и выступил из Каподимонте, чтобы торжественно въехать в Неаполь.
Он ехал через весь город, сначала по улице Кристаллини, потом по площади Пинье, площади Санто Спирито, Меркателло среди бурной радости и тысячекратно повторяемых криков: «Да здравствуют французы!», «Да здравствует Французская республика!», «Да здравствует Партенопейская республика!» Вся эта чернь, которая три дня подряд сражалась против Шампионне, убивала, увечила, сжигала его солдат и всего лишь час тому назад готовилась опять жечь, увечить и убивать, в одну минуту была укрощена чудом святого Януария; с того мгновения, как святой взял сторону французов, у всех этих людей не находилось более никаких причин выступать против них,
— Святой Януарий лучше нас знает, как ему поступить, — говорили они. — Последуем же за святым Януарием!
Со стороны mezzo ceto и знати, кого вторжение французов избавило от бурбонской тирании, радости и энтузиазма было не меньше. Все окна украсились трехцветными французскими и трехцветными неаполитанскими флагами, которые, развеваясь, смешивали свои цвета. Тысячи молодых женщин, высовываясь из окон, размахивали платками и кричали: «Да здравствует Республика!», «Да здравствуют французы!», «Да здравствует главнокомандующий!» Дети бежали с желтыми, красными и синими флажками перед его лошадью. Правда, еще оставалось несколько пятен крови на мостовой, кое-где дымились развалины домов, но трупы исчезли; в этой стране, живущей ощущением наступившей минуты, где грозы проходят, не оставляя следа на лазури неба, траур уже был забыт.
Шампионне направился прямо в собор, где архиепископ Капече Дзурло служил «Те Deum» перед бюстом и кровью святого Януария, выставленными на всеобщее обозрение; в знак признательности за особое покровительство, оказанное святым французам, Шампионне преподнес ему в дар усыпанную бриллиантами митру, которую святой соблаговолил принять и позволил надеть на себя, не выказывая никакого сопротивления.
Мы увидим позднее, во что обошлась ему проявленная к французам слабость.
Пока в соборе служили «Те Deum», на стенах города появилось следующее воззвание:
«Неаполитанцы!
19
Будьте свободны и умейте пользоваться своей свободой. Французская республика найдет в вашем счастье возмещение за свои тяготы и потери в боях. Если среди вас еще остались приверженцы павшего правительства, они вольны покинуть эту землю: пусть бегут из той страны, где все теперь граждане, пусть рабы возвращаются к рабам. Начиная с этой минуты французская армия будет именоваться армией неаполитанской и дает клятвенное обещание поддерживать ваши права и защищать вас своим оружием всякий раз, как этого потребуют интересы вашей свободы. Французы клянутся уважать вашу религию, священные права собственности и личности. Новые магистраты, выбранные вами, своим отечески мудрым управлением будут охранять спокойствие и счастье граждан, уничтожат страхи невежества, успокоят ярость фанатизма и выкажут вам столько любви, сколько вероломства выказывало вам павшее правительство».
Перед тем как выйти из собора, Шампионне отпустил Сальвато и назначил почетный караул для сопровождения святого Януария в архиепископство и охраны его там под девизом: «Уважение святому Януарию».
С утра, в предвидении того, что святой Януарий соблаговолит сотворить чудо (Шампионне в благоволении святого нисколько не сомневался), уже было создано временное правительство и назначено шесть комитетов: главный, внутренних дел, военный, финансов, правосудия и полиции и, наконец, законодательный. Все члены комитетов вошли во временное правительство.
Чирилло и Мантонне, изображенные в первых главах нашего повествования, стали членами временного правительства, а Мантонне, кроме того, еще военным министром; Этторе Карафа был назначен командующим неаполитанским легионом; Скипани займет одну из первых командных должностей в армии после ее реорганизации; Николино сохранил свой пост коменданта замка Сант'Эльмо; Веласко пожелал остаться всего лишь волонтёром.
