11. По старой памяти, что по грамоте
На следующий день Юля пришла на работу пораньше, чтобы успеть подготовиться к съемке и написать заявки на монтаж своей авторской программы. Она подошла к графику выездов и с удивлением обнаружила, что у неё сегодня съемка не только утром, но и после обеда. И куда? Журналистка расплылась в улыбке, увидев короткое слово «Архив». В три часа она едет туда с Николаевым. Значит, Виктор придумал информационный повод и договорился с координатором! Первую половину дня Юля время от времени возвращалась мысленно к последнему разговору с оператором. Быть третейским судьей она не имела право, справедливо считая, что личная жизнь сотрудников её не касается. Но Виктор сам начал откровенничать с ней. А этот обжигающий поцелуй? Она до сих пор ощущала его на своих губах, как что-то стыдное и запретное. Журналистка решила вести себя с Николаевым, как раньше по-дружески. Будто ничего не случилось. В обед после съёмки она сделала себе кофе, достала из сумочки бутерброд с любимой ветчинной колбаской и уселась за рабочий стол лицом к окну, чтобы спокойно поесть. Она уже открыла рот, собираясь откусить розовую мякоть, как рядом на столе появилась большая шоколадка. Юля подняла голову и увидела улыбающегося Виктора.
— Я читал, что сладкое поднимает настроение, — подмигнул он.
Настроение, действительно, у Юли сразу поднялось, но совсем не от шоколада, а от поступка оператора. Она благодарно кивнула и развернула блестящую фольгу.
— Присоединяйся, — предложила она.
— Сейчас, я только кофе себе сделаю, — и он, схватив по пути свою кружку, отправился по коридору в сторону кофемашины.
— А как ты договорился с архивом? — спросила Юля, когда Николаев уселся рядом и сделал глоток из своего бокала.
— А, ерунда, — засмеялся он.
— Ну мне скажи, что ты им там наговорил, — она отломила кусочек шоколадки, — они же у меня спросят. Чтобы нам врать одинаково!
— Я сказал правду, — Николаев подмигнул и сделал выразительную паузу, — автора интересуют казацкие станицы и холодное оружие начала двадцатого века, а именно — сабли с Георгиевскими крестами.
— Правильно!
— А, забыл, — он опять засмеялся, — мы снимаем это для первого канала.
— Ни фига себе, — присвистнула Юля, — ты не мелочишься!
— А так они не будут названивать главному редактору и спрашивать, когда будет в эфире передача. Ясно?
— Ясно.
— Учись, дружище! — он поднялся со стула. — Пойду камеру готовить, а ты кассету не забудь!
В пустынном вестибюле Центрального областного архива их встретила женщина в строгом сером костюме, несмотря на конец июня. Она вежливо поздоровалась и провела телевизионщиков в просторный кабинет на втором этаже со стеллажами, заполненными снизу до верху пронумерованными журналами.
— Здесь я вам приготовила папки с документами по казацким станицам нашей области, — она элегантно махнула рукой в сторону стола, — а здесь, — она развернулась к стенду, — по холодному оружию конца девятнадцатого и начала двадцатого века.
Юля радостно прошла к столу.
— Мы можем все это изучать?
— Нет, — дама выразительно посмотрела на гостей, — мне сказали, что вам разрешили снять только стеллажи на камеру и интервью. А справки я вам уже подготовила.
— Какие справки? — упавшим голосом спросила журналистка, почувствовав себя лисицей из известной басни Крылова. Вот они, заветные документы, которые могут пролить свет на историю найденной сабли, стоит только протянуть руку. Но читать их нельзя!
— Справки о Георгиевском оружии и казацких станицах. Их у нас в области только две, — с достоинством ответила сотрудница архива.
— Тогда я сначала начну делать подсъёмку стеллажей, а потом запишем с вами интервью, — Николаев по-деловому поставил штатив и расчехлил камеру.
Сотрудница архива вежливо махнула головой и, подвинув стул ближе к двери, собралась сесть.
— Простите, — Виктор поднял голову и посмотрел на даму, — вы не можете принести стакан холодной воды? На улице такая жара, у меня от сухости даже горло запершило, — он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, на какую он был только способен.
— Хорошо, — равнодушно сказала она, никак не отреагировав на мужчину.
Как только она удалилась, оператор лихо взвалил камеру на плечо и скомандовал журналистке:
— Быстро листай папку с наградами!
Февраль 1915 г.
Молоденькая сестра милосердия закончил перевязку раны на руке и, заправив концы белоснежного бинта под гимнастерку, улыбнулась:
— Господин офицер, слышала, вас наградили?
— Так точно, барышня! — Харитон обнажил свои ровные зубы.
— Тогда поздравляю! — кокетливо сказала она.
— Благодарю! — чеканно ответил есаул и вышел из избы, превращенной временно в военный лазарет.
На улице стоял февральский мороз, поэтому Харитон быстрым шагом направился к дому, где он расположился на временный ночлег. В деревне Вольская, которую отбили у германцев неделю назад, многие дома опустели. Из-за оккупации противником, большинство жителей эвакуировалось, спасая свои семьи, незатейливые пожитки и скотину. Вывернув из-за угла, Харитон увидел своего станичника Пантелея Вихляева. Тот курил, облокотившись на забор.
— Харитоша, поговорить бы надо, — он смачно плюнул в сторону и выбросил окурок в снежный сугроб.
— Ну заходи, — Чугунов толкнул скрипучую дверь, приглашая жестом непрошеного гостя.
Когда вошли в слабо натопленный дом, Пантелей оглянулся и удивленно присвистнул:
— Небогато у тебя! Ты же командир, а че тогда такую развалюху себе взял для постоя?
— У тебя ко мне какой разговор? — проигнорировав бесцеремонное замечание, спросил есаул.
— Пришел тебя поблагодарить, — он вытащил из карманов две банки тушенки, мыло и пакетик с табаком и положил на стол, — за то, что не доложил начальству, что я в атаку не пошел. Харитоша, друг, ты же меня знаешь! Я и вправду приболел! Так живот скрутило, что встать не мог!
— Ну да. Когда твои товарищи погибали под пулями врагов, ты тихонько сидел в окопе, поглаживая свое сытое пузо! — жестко проговорил офицер.
— Харитоша, ну зачем ты так? Мы же друзья детства!
— Добро своё забери, — он махнул на гостинцы, — мне ничего не надо.
— Так вот ещё что, — неловко запихивая назад по карманам продукты, пробормотал Вихляев, — ты в Залиманской про это не говори, Христом богом прошу! Сын у меня растет, Матвейка. Чтоб не корили пацана за меня соседи. Не скажешь?
— Не скажу, — Харитон отвернулся и с нетерпением ждал, когда закончится этот неприятный разговор.
— Ты вон, — гость завистливо кивнул в сторону сабли, — какую награду получил! Счастливчик!
