— И что же вы сделали? — задала вопрос Юля.
— Вернулась к себе!
— Домой? — недоверчиво переспросила сыщица и медленно перевела взгляд на своего друга.
— И больше его не видели? — задал вопрос Виктор.
— Видела, — она неловко встала из-за стола и пошла в другую комнату, мимоходом крикнув, — мне пора укол делать! Подождите пять минут!
Гости сидели, как вкопанные, за столом.
— А вдруг она сбежит? — прошептала Юля, кивнув в ту сторону, куда скрылась хозяйка.
— Не сбежит, — улыбнулся оператор, — да и зачем? Мы же не милиционеры, чтобы арестовывать ее.
— Она может этого не знать.
— Ты мне лучше скажи, — Виктор оглянулся, не подслушивают ли их? А потом продолжил, — кто убийца? Ты же сказала, что вычислила!
— А разве ты не догадался? — удивилась сыщица.
15. Тише едешь, дальше будешь
Юля с грустью посмотрела на настенные часы. Прошло уже десять минут, которые показались часом ожидания в чужом доме. Наконец, отодвинув межкомнатную ситцевую занавеску, в проеме показалась Александра. В руках она держала миску, из которой выглядывала сочная клубника. Она аккуратно поставила ягоды на стол.
— Угощайтесь!
Гости сдержанно поблагодарили женщину, молчаливо удивившись такому неожиданному поступку.
— А мы ждем продолжения вашей истории, — улыбнулся Виктор.
— Вы не обижайтесь, — хозяйка откашлялась, — у меня сахарный диабет. Укол надо делать вовремя.
— Конечно, — понимающе кивнула Юля.
— Так вот, — Александра уселась удобнее и продолжила рассказ, — пришла я домой сама не своя. Бывает такое, настроишься на что-то и все тут! Легла в постель — не спиться, мысли в голову разные лезут, воспоминания о молодости. Крутилась — крутилась и не выдержала! Встала, оделась и пошла к нему. Решила, что Иван Харитонович уже немного проспался. На дворе светало. Зашла к нему во двор и бегом по тропинке к дому. Постучала, никто не отозвался. Я толкнула дверь и вошла в коридор. Заглянула в комнату и вижу, лежит Ваня на диване у окна…
— Мертвый? — спросила Юля.
— Нет, — хозяйка усмехнулась, — он был живее всех живых! Храпел так, что стены дрожали!
— А сколько же было времени? — сопоставляя в уме данные экспертизы, спросила журналистка.
— Пятый час утра, — спокойно ответила женщина.
— А дальше? — подал голос Николаев.
— Я его разбудила, — она вдруг стала серьезной, — Иван открыл глаза и даже вскрикнул. Видимо, не ожидал меня увидеть.
Юля и Виктор сидели молча, заинтригованные рассказом Александры Зениной. Она была взволнована.
— Села я на край дивана и говорю ему: «Как же ты жил Иван? Неужели ни разу за тридцать лет совесть не кольнула твое сердце?» А он привстал, спросонья, не совсем меня понимая. Потом усмехнулся и отвечает: «А в чем я перед тобой виноват, Шура?» Я, честное слово, — хозяйка приложила руку к груди, — просто обомлела. Говорю: «Сначала попользовался молодой восемнадцатилетней девчонкой, обещая жениться, а потом бросил беременную! И даже вины не чувствуешь?»
Она дрожащими руками взяла со стола стакан воды и выпила всё содержимое.
— А он привстал и проговорил с издевкой: «Шура, так и я был молодой! Как сейчас говорят — гормоны играли! А тебе надо было строго себя держать! Ты же девушка была, а не я!» Мне стало совсем не по себе. Я ему, наконец, всё рассказала: и как ребенка потеряла, и как сама чуть не умерла. Выслушал он меня молча, а потом говорит: «Я этого не знал. Ну это же давно было. Давай я тебе компенсацию сделаю!» Снимает свой перстень и протягивает мне со словами: «Он — дорогой, возьми!» Я сидела, ошарашенная таким поворотом, а Иван взял мой палец и натянул на него перстень. В эту самую секунду проснулась вся моя ненависть к нему. Крикнула я со злостью: «Это ты решил от меня откупиться за все мои страдания? Думала, пожалеешь меня, слово доброе скажешь. А ты… Убить тебя мало!» А он засмеялся и говорит: «Я-то погулял за свою жизнь: и бабы меня любили, и сам любил, и отдыхал хорошо, на моря ездил. А ты, Шура, что видела кроме Залиманского?»
Александра вдруг зарыдала, уткнув лицо в полотенце.
— Я, и правда, ничего в жизни не видела, — всхлипнула она и посмотрела на Юлю, — росла в бедности, потом сиротой осталась. Ни семьи, ни дитя…
— Пожалуйста, успокойтесь, — журналистка погладила её по руке.
— Что же ты жалеешь меня, милая? Я же твоего дядю убила!
— Я это уже поняла, — качнула головой гостья.
— Тетя Шура, — Виктор впервые назвал так женщину, — расскажите нам всё до конца. Не бойтесь, мы вас не выдадим.
— Спасибо, конечно, — она вновь вытерла слезы, — да мне всё равно. Если бы я чего боялась, ничего бы не рассказывала. В общем, повалила я его на кровать, схватила подушку и держала, пока его рука не повисла. Он почти не сопротивлялся. Может, думал, что я шучу.
— Зря вы взяли грех на душу, — тихо проговорила Юля, — дядя Ваня был сильно болен. При вскрытии определили, что у него был цирроз печени.
— Видать, не врал. Хорошо погулял, — устало произнесла женщина и грустно усмехнулась.
— У него были деньги на дом. Они пропали, — сказала сыщица.
— Нет, — Александра прямо посмотрела на гостей, — Бог свидетель, деньги я у него не брала.
— А перстень вы зачем Павлуше отдали? — задал вопрос Виктор.
— Когда поняла, что я Ивана Харитоновича жизни лишила, так мне стало тяжело на душе. Вот, прям, хоть рядом ложись и умирай! Выскочила из его калитки, бегу по улице, а народ уже коров из ворот выгоняет. Ну, думаю, когда узнают, что Чугунова убили, сразу поймут кто. Забежала я во двор к Павлуше.
Она вдруг замолчала, по-видимому, вспоминая детали того раннего утра.
— А почему именно к нему? — решила уточнить Юля.
— Да он единственный, кто меня любил, — женщина горько усмехнулась, — вернее, не меня, а во мне мою сестру. Павлик, он как горный родничок, чистый и светлый. Настоящий Божий человек. Я-то думала, что он ещё спит. Вбежала во двор, а он на крылечке сидит, будто ждет меня. Сидит и приговаривает: «Худо тому, кто добра не делает никому», и мне пальчиком грозит. Я даже растерялась. Думаю, может, он видел, как я Ивана убивала? Так все окна были ставнями закрыты. Или Павлуша всё чувствовал. Не знаю, — она опять задумалась, — я ему говорю: «Ты уж, милый мой, не рассказывай никому, что я утром к тебе заходила». А он посмотрел на мою руку и отвечает: «Ты зачем к Ваньке бегала? Коль перстнями обменяться, знать, судьбой соединяться». Ну, я сняла этот перстень и отдала ему со словами: «Ни с кем я не соединюсь уже». Напоследок сказала, чтоб хорошенько спрятал. А он…
— Он же, как ребенок, таскал кольцо в кармане. Возможно, показал кому-нибудь, — предположила Юля.