Дарр заложил вираж над вечным крестом сторон света – поклюв, подень, помрак, обрат. Оттуда, с берега, где теперь толпились паломники и стояли на деревянных сваях дома, отплыла когда-то лодка с костями Певца к месту, где его похоронили. А потом в этой же лодке привезли и останки Лисьей Шапки.
Как же давно это было?
Сколько сезонов ушло на то, чтобы положить столько камней один на другой там, где теперь возвышалось людское здание, – в центре острова, где прежде четыре высоких камня стерегли кости Певца? В аббатстве он видел, как Братья уложили всего один ряд таких камней за целую летнюю неделю. Один-единственный ряд. А в этом здании этих рядов было не счесть. На крыше зеленел мох.
Дарр не был стар. Ни одна Ворона не может быть такой старой. В страхе и смятении он повернул прочь от острова, навстречу ветру с берега.
Я спросил его: Вот тогда ты понял? Понял, что произошло, когда ты ходил в Иные Земли с Лисьей Шапкой, украл жизнь и потерял ее, но тем самым приобрел такое странное бессмертие? И он ответил: нет, ничего такого он тогда не понял и по сей день в этом не уверен; но да, он вспомнил Лисью Шапку и как он ходил с ней в Иные Земли; и подумал, что, если сумеет снова вернуться в те края, будет искать ее там и, если найдет, расскажет, что до сих пор живет на земле и, сколько бы еще он ни прожил, больше никогда ее не забудет.
Звон колоколов покатился над водой мощными медленными ударами, которые словно заместили быстрые удары сердца Дарра. С острова приплыли облаченные в черное Братья, которые с помощью береговых жителей вытащили лодки на берег и привязали. Люди загудели и подались вперед, чтобы занять места в них. Братья ходили среди Людей, слушали, трогали; в задних рядах поднимали руки, чтобы привлечь их взгляды. Нескольких Людей выбрали и повели к лодкам, среди них и Брата. Сверху головы Людей в переполненных лодках казались кладкой неопрятных бурых яиц – кто скажет, что в них скрывается? Там, где длинные весла падали в серую воду, поднималась белая пена. Те, кого не выбрали, вошли в воду, словно хотели по дну идти на остров следом за лодками.
Остров, к которому плыли лодки, становился для Дарра единым: не одним из двух – остров в прошлом и остров сейчас, – но просто одним. Он сложил крылья и спикировал к нему.
Брат когда-то рассказывал, как все происходит: сначала Святой или Святая приходит туда, где еще нет ничего, лишь земля да камни. Со временем кости Святого укладывают, куда укажет Бог. Над ними возводят алтарь, вокруг алтаря – церковь, вокруг церкви – аббатство. Аббатство собирает тех, кто приходят искать помощи у Святых мощей; многие остаются, строят дома, распахивают поля – дальше и дальше. И вся земля в округе получает имя Святого, что лежит в ее центре.
Так, сказал он, прирастает мир.
Длинная лодка из шкур привезла паломников на остров. Аббатские Братья вышли из своего жилища и снова принялись отбирать, кто пойдет внутрь, кто останется снаружи. Дарр Дубраули сидел на коньке крыши и видел, как один из черных Братьев склонился над Братом, который сцепил руки перед грудью, и прошептал что-то ему в ухо. Его забрали внутрь.
Дарр Дубраули летел над зданиями – некоторые были еще не достроены, без крыши, – и заглядывал в широкие окна. Черные Братья входили и выходили. Брата не было видно ни в общей церкви, среди коленопреклоненных паломников, ни за занавесом в особом приделе, где Братья совершали святые обряды в помощь просителям. Ни в клуатре, где, наверное, лежали их Святые мощи, как кости Святой в коробке в аббатстве Брата.
Ты никогда не умрешь.
Но вот между церковью и клуатром – в крошечном домике, куда Дарр смог попасть только сквозь высокое окошко, узкое, как трещина в камне, – да, там он нашелся, хотя Дарр его сперва не узнал, потому что Брат лежал лицом вниз меж двух рядов черных Братьев. Перед ними на полу стояло что-то вроде купола, вроде крышки для котла, но больше любого людского котла, какой только доводилось видеть Дарру Дубраули. Братья закончили петь и помогли Брату подняться на ноги – и тут он заметил в окне Дарра. Брат протянул к нему руки.
– Corve, – сказал он. – Discipule. Veni.
Все Братья подняли головы.
– Воронам здесь нельзя, – прошептал один из них.
– Из-за этой Вороны я здесь, – сказал Брат.
Они переводили взгляды с него на Дарра Дубраули – недовольные, встревоженные; один махнул в сторону Вороны черным рукавом, но Дарр только поднял крылья, не улетел. Тогда Братья решили не обращать на него внимания. Каждый по очереди обнял Брата, а потом двое подошли к черному куполу на полу и с некоторым усилием подняли его. Под крышкой ничего не было. Даже меньше, чем ничего: черная дыра, ведущая вниз, в темноту, так что дна не видно.
– Domine me adjuvate, – прошептал Брат и снова опустился на колени, словно не мог устоять на ногах. – Господи, помоги мне.
Братья удалились, бросив последний мрачный взгляд на зловещую птицу, – все, кроме двоих у купола. Когда они вышли, Дарр Дубраули спустился к Брату: три удара крыльев показались очень громкими в тесном помещении.
Брат вздохнул и сел на пятки, чего, как Дарр точно знал, Братьям делать не полагалось. Он сцепил руки на бедрах.
– Corve, – сказал Брат. – Здесь лежат двое Святых, лежат уже многие века. Один из них был хромым при жизни, и теперь хромые и покалеченные приходят к нему просить помощи: чтобы он либо исцелил их увечье, либо научил, как с ним жить. Другая же – та, о ком я тебе рассказывал, Святая с Лисами.
Святые? Святые – это мертвые Люди, что отделены от своих костей, но при этом живут в них или при них; те, чьи голоса и лица иногда слышат и видят Люди, которые подходят к ним близко. Как та, чей голос слышал Дарр Дубраули. Как голый мальчик, который взбирался по золотой лестнице Наверх и чей приказ привел сюда его и Брата. Вот они и есть Святые. Если Певец и Лисья Шапка тоже теперь стали Святыми и находятся где-то, кроме как в своих костях, они Внизу, как ни думай.
– Эти Святые, Corve, вместе хранят сии врата, что ведут в обитель печали и очищения. Туда мне до́лжно войти и пробыть там один день и одну ночь. Если я это вынесу, что бы со мною ни случилось, то смогу заслужить прощение.
Его тело, всегда подвижное и беспокойное, было сейчас совершенно неподвижным. Таким Дарр его никогда не видел.
– Мне даровали эту возможность, – сказал Брат. – Она дается не всем. Меня изучили, мое подношение приняли, и меня допустили. – Он не сводил глаз с темного круглого провала впереди. – Мне страшно, Corve.
Дарру тоже было страшно и неуютно, но все же он подступил на шаг к Брату.
– Через один день и одну ночь, – продолжал Брат, – если я не вернусь, Братья поймут, что меня уже и не следует ждать. Я буду проклят и останусь здесь навсегда.
Дарр Дубраули подумал: «Оттуда не возвращаются. Та земля возвращает тебя сюда, когда сделаешь там то, что нужно». Он хотел сказать Брату, что его «один день и одна ночь» могут занять много сезонов. Когда-то он это знал и теперь снова вспомнил, но сказать не мог.
