Он лежал на земле. Листва вокруг была невозможных цветов, оранжевая, золотая, алая, листья вертелись под ветром в воздухе, как крошечные сверкающие птички. Он сам не знает, сколько пролежал там, – не знал толком, что жив. Если бы пришли хищники, он бы не смог сбежать. Интересно, если ли в раю Лисы?
Дарр поднял голову.
На низкой ветке дерева с алой и оранжевой листвой сидела птица и разглядывала его. Черная птица – Ворона. Он это сразу понял, хотя Ворона была не похожа ни на тех, среди кого он родился, ни на островных Ворон в капюшонах. Большая, иссиня-черная, с тяжелым клювом. Во́рон? Нет-нет. Он безошибочно узнал в ней Ворону. И больше ничего не знал.
– Лисята, – сказал он. Не клич, просто имя. А потом умер.
Часть третья
Дарр Дубраули в Новом Свете
Глава первая
Не так уж и плохо, подумал Дарр Дубраули, жениться на Бобрихе. Она подметала хатку, выгоняла вшей из подстилок и готовила маис и перец. Когда родились дети – Лисенок и Гусенок, она их хорошо воспитала, так что даже дядья с бобровой стороны одобрили.
Бобриха решила взять Ворону в мужья, когда увидела, как он сидит высоко на ветке мертвой Сосны, клювом к закату, и внимательно смотрит и слушает.
«Что видишь, Ворона?» – окликнула она его.
«Ничего», – ответил тот.
Это показалось Бобрихе очень привлекательным: у Ворон такие острые глаза, все что угодно могут разглядеть, даже самое ничего, если постараются.
«Только это и видишь?» – спросила Бобриха.
«Вижу деревья и упавшие деревья, – ответил он. – Вижу далекие горы. Вижу небо и тучи. В общем – ничего».
«Так ты видишь самое ничего!» – воскликнула Бобриха.
Слух у нее был острый, а нюх чуткий, но видела она не лучше Крота. Поэтому подумала: неплохо бы, чтобы рядом был муж-Ворона – он ведь издалека увидит врагов, так что Бобры смогут прыгнуть в воду даже прежде, чем дозорные ударят по ней хвостами. А создание, которое видит самое ничего, все что угодно может заметить.
Сложно было Бобрихе ухаживать за Вороной – он ведь вовсе не любил бобровые угощения, сладкие побеги Тополей и Осин, вычищенные добела или прямо в коре. Но иногда любовь рождает любовь просто сама по себе. И вот Ворона сидит в удобной хатке Бобрихи и думает об этой истине и о том, как же странно знать, что это истина.
В ту ночь ему приснился сон, будто есть где-то такая вещь, что, если ею владеешь, никогда не умрешь. Проживешь дольше, чем величайшие деревья, дольше, чем горы, доживешь до того дня, когда Первые Существа вернутся, чтобы начать мир заново. И эта вещь предназначалась Вороне, если только суметь ее отыскать.
Но секрет заключался в том, что найти эту вещь нельзя, потому что ее ни увидеть, ни схватить; нет у нее ни формы, ни размера, ни углов, ни отверстий, ни выступов, ни кожи, ни костей, ни внешности, ни наружности, ни вкуса, ни запаха. Ничем от ничего не отличается она.
Поутру Бобриха спросила его, что он видел во сне, раз так растревожился нынче ночью. Муж не хотел ей говорить, потому что не хотел, чтобы другое создание отыскало ту вещь, прежде чем он придумает способ заполучить ее. Потому он сказал: «Ничего, жена».
«Ничего! – воскликнула Бобриха. – То самое ничего, что ты видел тогда с высокой мертвой Сосны?»
«Просто ничего, – буркнул он. – Где мой завтрак?»
«Муж, – сказала Бобриха, – если тебе какая вещь снится, значит судьба тебе ее получить. Духи помогут тебе ее отыскать. Твой клан и семья должны тебе помочь ее добыть».
«Что мне снилось? – закричал он. – Да ничего!»
«Тогда Ничто ты и получишь, – сказала Бобриха. – Я помогу».
Она улыбнулась, показав свои огромные оранжевые зубы. Лисенок и Гусенок посмеялись над родительской ссорой, а бобровые дядья проснулись и заморгали. Ворона втянула голову и стала ждать, пока все насмеются.
Бобриха сказала: «Старая Черепаха – самое мудрое создание. Она точно все знает о ничем. Пойдем найдем ее».
Гусенок засмеялся, а Лисенок хохотал так, что чуть не упал в огонь. «Осторожно!» – воскликнул Огонь.
«Пойду соберу вещи, – сказала Бобриха. – Путь долгий».
«Нет!» – сказал ее муж. Вот ведь глупая женщина! Но иногда любовь и простота знают больше, чем смекалка и хитрость…
Тут терпение Дарра Дубраули лопнуло: хватит с него этого рассказа. «Ка!» – отчаянно закричал он и перелетел на несколько веток повыше. Рассказчик, которого звали Одноухий, с улыбкой указал на него, и слушатели подняли глаза и рассмеялись: смешно, когда герой истории сидит и тоже ее слушает. Рассказчик не дал Вороне особого имени – просто «Ворона», так он сказал, – и птица эта тоже Ворона, а Вороны все – Ворона.
Кто-кто, а Дарр Дубраули знал, что это не так. Это был рассказ о нем, а не о другой Вороне или обо всех Воронах. Знал потому, что рассказчик услышал эту историю от него самого, а потом для своих слушателей превратил ее в такой же рассказ, как и все остальные, хотя Дарр был уверен, что рассказчик понимает, в чем разница, понимает, что у Дарра свое имя и своя природа, как у всякого из собравшихся вокруг него Людей.
Хуже того, рассказчик ни слова не сказал о том, почему Дарр Дубраули хотел отыскать ту безымянную вещь. Ведь не для того, чтобы жить вечно. Вообще не для себя, она ему была не нужна, да и ума хватало, чтобы ее не хотеть. Дарр не был ни жадным, ни хитрым, хотя Людей не убедишь, что с Воронами так может быть.
И за все свои несколько жизней Дарр Дубраули никогда не видел снов, он даже толком не понимал, что это.
Осенью, за много сезонов до этого, Дарр Дубраули обнаружил, что живет в стае темно-черных, чрезвычайно самодовольных птиц – таких Ворон, как та, которая смотрела на него с черной ветки в последний день его жизни. При этом он оказался одним из них, таким же крупным и черным, с длинными и крепкими маховыми перьями и блестящей грудью.
Дарр снова обрел себя, когда глядел в воду спокойного лесного пруда, где его отражение окружали упавшие листья: Ворона этого места. И его лицо посмотрело на него, словно другая Ворона, которая знает о нем что-то, чего он сам не знает; и вдруг он точно понял, что не был Вороной в отражении – или не всегда ею был. Он был другой Вороной, жил в другие времена; а бывали времена, когда его и вовсе не было.
Когда Дарр Дубраули вновь обретает себя (теперь он знает точно, потому что находил себя уже многократно), он вспоминает больше, чем в прошлый раз.
Глядя на странную Ворону в неподвижной воде, он вспомнил, как летел через море с Крачками, Брата в Аду, вспомнил Лисью Шапку, вспомнил звон золотых всадников и стрелка, который его убил. Он вспомнил ту иссиня-черную птицу, что смотрела на него под дождем и ветром, когда он умер в последний раз, но вряд ли это было недавно, а здешние деревья – теми же, что он видел в тот день.
