Книга Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра, страница 92. Автор книги Джон Краули

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра»

Cтраница 92

Сильней любого людского календаря, любой череды людских праздников и постов (они в те годы уже отделялись от житейских трудов, от посевной и сбора урожая) – яйца, которые каждую весну откладывают и высиживают. Четыре из пяти яиц Улитки открылись в положенный срок, и начался новый год; крошечные создания (вылупившись, они весили меньше унции, но удваивали вес каждую неделю) требовали еды, разевали розовые клювы размером с целого птенца. Дарр Дубраули придумывал хитроумные планы, чтобы добыть побольше хорошей еды на людских фермах, прибегал к сложным уловкам и совместным налетам, но все равно не мог обеспечить необходимый поток продовольствия – любого рода и качества.

– Ты должен был стеречь их, пока мы охотились, – сказала Улитка без упрека в голосе, сидя на краю гнезда. – Куда ты улетел?

Ей не нужен был его ответ: она уже снова улетела. Все розовые клювики сомкнулись, и птенцы едва не исчезли среди веточек и листьев гнезда. Дарр Дубраули уныло посмотрел на них. Плохой из него Служитель; да и Ворона плохая.

Одна из обязанностей Служителя, с которой он мог справиться хорошо, лучше любой другой Вороны, заключалась в том, чтобы присматривать за своей госпожой и беречь ее от беды. Беда поджидала всюду и всегда, но Дарр Дубраули знал о бедах нечто новое для Ворон.

Есть одна древняя воронья тактика, нередкая среди стайных птиц, – один за всех и все за одного: если на Ворону в небе нападет Ястреб, она позовет на помощь, и другие Вороны быстро налетят, густой тучей обступят Ястреба, будут вертеться, выкрикивать угрозы и орать; на шум прилетят еще соплеменники. Ястреб может не обращать внимания на угрозы, но туча Ворон со всех сторон, Ворон, клюющих его хвост, сбивает его с толку и отвлекает от добычи; он не может решить, за которой из двух Ворон погнаться, и в итоге (если Воронам везет и они проявляют твердость) не поймает ни одной. Может и поймать, конечно, и часто ловит; но у каждой Вороны равный шанс выжить.

Новая беда заключалась в том, что эта древняя тактика губила Ворон каждый день, – и гибли они не по вине Ястребов.

Услышав зов о помощи, Вороны не могут не отозваться, и это сделало стрельбу по Воронам спортом и бизнесом. Вороний манок, вроде большого деревянного свистка, издавал звук, очень похожий на обычный сигнал бедствия, так что на него слетались Вороны, а их крики привлекали новых. Охотники прятались в скрадках по двое, по трое, палили из дробовиков, сбивали множество птиц (вероятно, доктор Гергесгеймер, как и другие охотники на Ворон, предпочитал помповое ружье, которое Джон Браунинг изобрел в 1893-м: из него можно сделать больше выстрелов без перезарядки). Вороны видели, как Люди строят скрадки на краю кукурузного поля, на виду, укладывают кустарник на деревянные жерди или проволоку, – но не придавали этому значения: ну, работают Люди, какое дело птицам? А если охотники до восхода солнца усаживались в скрадках с припасами, виски и коробками с дробью, Вороны и вовсе о них не знали.

Если умело дунуть в манок тихим, волглым утром, тревожный крик может разнестись далеко. Вороны быстро слетятся плотной тучей и будут оглушительно кричать на невидимого врага, который напал на собрата. Теперь у стрелков много целей, иногда – слишком много. Удивительная (и жуткая) деталь: пока стрелки сидят в укрытии, пока птицы не увидят черненые стволы ружей – шум выстрелов и падающие тела не заставят Ворон улететь. Они не обратят внимания на шум; падающие товарки, наверное, пикируют на врага – Лису или Сову; надо нырять с ними. И даже если Вороны разлетятся, манок снова приведет их сюда.

– Это не Ворона! – кричал Дарр Дубраули, которого чуть не сбивал ветер, поднятый десятками крыльев.

– А что, если Ворона? – орали другие.

– Не Ворона!

– А что, если Ворона?

Если бы Вороны могли его выслушать, Дарр Дубраули рассказал бы им о манках и охотниках, – но не смог бы ответить, зачем Люди охотятся на Ворон. И он не мог объяснить это всем: стаи теперь были слишком большими, они охватывали огромные пространства и занимали зимой не одно-два дерева, а десятки, дюжины, и ветки ломались под их весом. Так что всегда находились наивные Вороны, которых Дарр не знал, и они летели на зов охотников.

Но это еще не все. Любая стая рано или поздно научится отличать звук манка, поймет, что это не свой. Старые и мудрые научат молодых и горячих; родители расскажут детям. Опытные охотники могут до некоторой степени разнообразить зов, но со временем любой манок потеряет власть над стаей.

Любой, кроме одного.

Доктор Гергесгеймер ценил свой манок даже больше помповиков Браунинга. Тело у свистка было металлическое, пробка – вишневого дерева. Цилиндр из двух пород древесины: орех поверх эбенового дерева (так я понял описание, которое дал Дарр Дубраули); ореховый слой подрезан так, что внизу видно эбеновую основу, а черному дереву изящная резьба придала облик Вороны, мертвой Вороны, обернутой вокруг цилиндра: крылья раскинуты, глаза закрыты, клюв открыт. Звук этого манка мог привлечь любую Ворону – по крайней мере, когда в него дул доктор Гергесгеймер, и не раз, не два, много раз, до самого последнего. Отказать ему было невозможно. В нем Вороны слышали рыдания потерянного птенца. Узнавали отчаянный голос супруга в беде – и не какого-то чужого, а своего супруга, своей подруги. Слышали, как Ворона оплакивает убитого друга, даже если тот был жив и рядом. Слышали писк малыша, выпавшего из гнезда.

Этот манок доктор Гергесгеймер носил на шее, на шнурке, сплетенном из змеиной кожи; говорил, что это «новая восточная модель», последнее изобретение, но другие охотники считали, что в нем заключена темная магия, которой им никогда не овладеть. Его зов мог приманить даже Дарра Дубраули, хоть он и знал секрет. Пока манком владел доктор Гергесгеймер, это была истинная сирена Смерти. С манком он охотился летом, когда неразумные молодые Вороны, только-только облачившиеся в первое взрослое оперенье, прилетали к нему, даже если слышали предостережения старших; охотился, когда Вороны линяли вдали от других, когда их трудно было поднять в воздух, потому что они стыдились своего растрепанного вида. Охотился осенью, когда стаи сбивались в плотные тучи, вылетали с ночевок на рассвете и возвращались вечером. Охотился и весной, когда можно было поймать супружескую пару: подманишь одного – и другой тут же поспешит на помощь. Получишь обоих. А птенцы наверняка умрут с голоду в гнезде.

Птенцы Вороны по имени Роет-Мох-Ест-Улитку росли всю весну; они сменили коричневый пух на черное оперенье, не такое блестящее, как у взрослых, и открывающее грудь, чтобы не приставали ухажеры, а глаза у них еще оставались младенчески-синими. Они по-прежнему выпрашивали еду, и розовые пятна в распахнутых клювах по-прежнему пробуждали в родителях потребность их кормить; но они уже начали питаться сами – и учились летать. Короткими, неуклюжими перепрыжками, глядя на которые Дарр Дубраули задумывался, как Ворона вообще может выучиться полету. Он летал с Улиткой и самыми смелыми птенцами на опушку сосновой рощи, в которой скрывалось гнездо; Улитка то и дело останавливалась, чтобы дети передохнули и набрались храбрости, а потом двигалась дальше. Она смеялась вместе с Дарром Дубраули – это было забавно, радостно, так всегда было и всегда будет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация