– Это русалка. Как ты, – прокомментировал Питер, показывая на картинку, потом на Офелию. – Это ты.
Русалка мотнула головой, клацнула зубами, отпрянула. Питер засмеялся.
– Ага, не ты, понимаю. А это?
Он перевернул страницу и показал ей нечто мохнатое с бусинами горящих глаз. Кажется, брауни. Офелия подплыла поближе, замерла, вглядываясь в картинку, и снова резко отпрянула. Питер вернулся к картинке с человеком.
– Человек. Питер. Я.
Тонкие пальчики указали на картинку, затем Офелия коснулась себя. Поглядела на Питера: правильно? Он покачал головой. Снова показал сперва на человека, потом на себя, кивнул. Русалка замерла, будто задумалась.
– Не ты, а я, – сказал Питер. – Смотри дальше.
Он показал на картинку, потом на Офелию, покачал головой и сморщился. Затем пролистал до картинки с русалкой, продемонстрировал ее в окно. Офелия опять показала, что ей это не нравится.
– Ты в тысячу тысяч раз красивее, – попытался утешить ее Питер. – И хвоста дурацкого нет. Но все-таки это почти ты. Не я, нет.
Он ткнул пальцем в изображение русалки, потом в себя и скривился. Офелия радостно открыла рот, крутанулась.
– Смешно, да? – заулыбался Питер.
Он показал ей единорога, кентавра, дурацкого зеленого келпи, дриаду, потом пикси и фею. Офелия внимательно рассматривала каждое изображение, пыталась потрогать его пальцами через стекло. Реагировала по-разному. Пикси узнала, обрадовалась, даже сделала несколько виражей вокруг иллюминатора, открыв рот. От единорога шарахнулась, на картинку с кентавром смотрела очень долго, потом отплыла с недовольным лицом. Фею проигнорировала, а вот увидев келпи, почему-то ткнула пальцем в себя.
– Ого, – удивился Питер. – Но ты же совсем не лошадь! Посмотри еще раз. Ну это разве ты?
Офелия с упорством показывала на картинку, потом на себя. Питер на всякий случай тоже ткнул сперва в келпи, потом в себя, склонил голову набок, как бы спрашивая: ну что, это я? Офелия скривилась, качнула головой. Опять указала на себя.
– Почему ты думаешь, что это ты? – спросил мальчишка. – Ты больше на фею похожа, но совсем не на зеленую лошадь. А может, ты говоришь мне, что келпи тоже живет в воде? Они же водяные лошади! Вот что ты пытаешься сказать!
Он снова вернул картинку с человеком.
– Это кто?
Русалка радостно толкнула ладонью стекло.
– Правильно! Это я! – обрадовался Питер. – Ты все понимаешь! И мы с тобой можем общаться!
Офелия кружилась перед ним в толще воды, развевались длинные белесоватые, словно туман в низинах, ленты и пышные оборки платья. Мальчишка улыбался, показывал ей то одну картинку, то другую, наблюдая, как одних изображенных оттудышей она узнает, других пугается. А те, что не вызывали у русалочки никакой реакции, Питер решил считать или выдумкой, или плохо нарисованными, или не обитающими там, где жила раньше Офелия.
«Какая она умная! – с восторгом думал Питер. – Она многое понимает и сама пытается объяснять. Но очень сложно это делать, когда не знаешь речь и сам не можешь говорить. Как же ей помочь? Надо еще книг с картинками. Или фотографии. Или порисовать для нее».
Дверь в нижнюю гостиную приоткрылась, пропуская Ларри.
– Так и знал, что ты тут, – спускаясь по ступенькам к Питеру, произнес он. – Чем занят?
Офелия отплыла от стекла, замерла на расстоянии. Питер отложил книгу, повернулся к брату:
– Мы с Офелией общаемся. Она мне рассказывает, кого из оттудышей знает. Кто ей друг, а кого она не любит. Помаши ей, поздоровайся.
– Э-э-э… – протянул Ларри неуверенно, но рукой помахал.
Русалочка махнула ему в ответ, но ближе не подплыла. Ларри присел в кресло, взял в руки книгу, полистал.
– Ого. А хорошее издание. Картинки крупные, красочные. Ты ей показываешь?
– Да. Ей тут тоже скучно, и я стараюсь ее развлечь. Хочу научиться общаться с Офелией, – гордо произнес Питер и добавил: – Не хочу, чтобы она боялась.
Брат кивнул.
– Вы с ней почти друзья, смотрю.
– Не «почти», а друзья, – поправил Питер.
– Именно «почти». Друзья – это гарантированно хорошие отношения. Без затаенного желания навредить. Если бы я был уверен в том, что она на тебя не нападет, не употребил бы «почти». Понимаешь?
– Вы взрослые. Вы во всем ищете опасность, – вздохнул Питер, глядя на Офелию. – А мы просто дружим. Без гарантий.
Внезапно он вспомнил про Лу. «Ларри же адвокат. Ну будет им через год. Значит, он обязан знать все законы. А спрошу-ка я…»
– Ларри, а если оттудыш убежит от хозяина, а тот не станет его искать, он может жить свободно? – осторожно задал вопрос Питер.
– У нас тут или вообще?
– У нас, в Великобритании.
– Вряд ли. Дело в том, что права и свободы гарантированы только гражданам. А оттудыши – это либо враги, либо собственность. Если на улицу выставить комод, он не сможет купить себе дом или участок земли. Он вещь. Или его кто-нибудь заберет, либо отвезут на свалку.
– Оттудыши живые, – возразил Питер. – У нас же полно приблудных собак и кошек.
Ларри потер чисто выбритый подбородок.
– Слушай, Пирожок, ты вроде и верно сравниваешь, но не учитываешь одного: если бездомная и ничья собака представляет опасность для людей, ее уничтожают. Оттудыши поголовно считаются врагами, потому…
– И ты с этим согласен? – возмутился Питер. – Ты тоже считаешь, что любой оттудыш, который сбежал, потому что с ним плохо обращался хозяин, должен быть или возвращен, или убит?
– Пит, оттудыши стоят очень больших денег. Они дороже отцовской машины. Ну кроме пикси. Потому дорогостоящую собственность надо возвращать. А если собственность откусила голову хозяину и разгуливает на свободе – уничтожать.
Питер вспомнил, каким тощеньким и слабым был пикси Лу, когда Йонас впервые показал его другу, и у него защипало в носу.
– Ларри, послушай. Вот представь себе. Тебя взяли в плен оттудыши и посадили в клетку. Они знают, что тебе надо кушать и в туалет, но не дают тебе ни еды, ни… И ты, это, голодный и в мокрых штанах там сидишь. А потом тебя еще и бить начинают, потому что ты собственность и вещь. Ты бы сбежал?
Брат долго молчал, глядя то под ноги, то в сторону иллюминатора. Куда угодно, только не в глаза Питеру. А потом ответил, тщательно подбирая слова:
– Пит… Я бы сделал все, чтобы вернуться домой. Но меня бы, скорее всего, уничтожили. Просто потому, что там я никто. Я не хочу, чтобы ты думал, что я одобряю то, во что люди превращают пойманных оттудышей. Я никогда бы не стал приобретать существо, живущее на воле. Я ни за что бы не дал денег тому, кто ловит их и привозит сюда. Но это лишь мое мнение. Оно ничего не решает против законов нашей страны. Ты меня понимаешь?
