– Это игрушка. Как мячик. Только похож на человека.
Офелия отпрянула, на лице отразилось удивление: тонкие брови вверх, рот буквой «О», ушки торчком. Русалка сложила ладони, изображая нечто круглое, потом указала на куклу и оскалилась.
– Ты говоришь, что это не мяч? – улыбнулся Питер. – Ну как бы да. Только с ним играют, как с мячиком. Можно плавать. Можно просто таскать.
Она внимательно слушала, подергивая розовыми кончиками ушей. Питер разглядел у нее в волосах тонкую голубоватую прядь, а рядом еще одну – розовую.
– Ух ты, у тебя цвет в волосах появился! – воскликнул он. – Очень красиво. Ладно. Офелия, это игрушка. Возьми?
Он протянул ей пупса – медленно, чтобы не испугать. Офелия замерла, изучая игрушку красными точками зрачков и принюхиваясь. Взгляд переместился на Питера, и русалочка уверенно указала сперва на мальчишку, потом на куклу.
– Ага, почти человек, – кивнул Питер. – Бери, не бойся. Это тебе.
Офелия неуверенно закрутилась на месте, резко ушла под воду, вынырнула и указала на Питера. Тот нахмурился, не понимая, что она пытается ему сказать. Русалка снова повторила действие, подплыла совсем близко, заглянула мальчишке в лицо.
– Я не понимаю, – растерянно пожал плечами Питер.
Он осторожно положил куклу на воду. Офелия заметалась, тут же подставила под игрушку ладони, подхватила.
– А! Ты думаешь, что это человек и что он утонет? Нет, не бойся. Отпусти, он будет плавать.
На то, чтобы убедить девочку-цветок в том, что пупса не надо тут же спасать, Питер потратил несколько минут. Он говорил, ложился на спину на дорожку, показывая, что нет, не утонет, но стоило ему бросить игрушку в воду, как Офелия тут же пугалась и несла ее обратно. Питер вспотел и сдался.
– Ладно, раз ты так боишься, что этот человек утонет, мы возьмем лошадку.
Он усадил выловленного из воды пупса в стороне, взял деревянного скакуна и поставил его на край перед русалкой, повилял его веревочным хвостом.
– Это конь. Как келпи. Келпи ты знаешь. А этот келпи скачет по земле.
Питер покатал лошадку туда-сюда, вызвав у Офелии море изумления на лице. Она следила за игрушкой, как кот за мышью – не отводя взгляда ни на миг. Конь проскакал вдоль берега и пошел на водопой. Офелия бережно потрогала и голову, и хвост, и веревочную гриву, и красное седло. Потрогав, она обнюхивала свои пальцы, проводила ими по ладони, снова тянулась трогать. Похоже, эта игрушка ее очаровала.
– Конь, – повторял Питер. – Лошадка. Смотри, у него колесики крутятся.
Когда Офелии удалось покрутить колесо, как показывал Питер, явилась Агата.
– Пирожок, ты что творишь? – ахнула она. – Отойди от края немедленно!
– Отстань, – отмахнулся брат. – Мы играем. Офелия знакомится с нашей семейной лошадкой.
Агата подошла поближе, и Офелия настороженно прижала уши и отплыла в сторону. Питер недовольно засопел, косясь на сестру: пришла тут, все испортила.
– Пит, я сейчас маму позову, – угрожающе начала Агата, но он перебил ее:
– Не смей. Или я расскажу всем, как ты свои сиськи трогаешь перед зеркалом.
– Ах ты!..
От возмущения лицо Агаты пошло пунцовыми пятнами. Она плюхнулась на скамейку, с ненавистью глядя на младшего брата.
– Я сам не видел, мне рассказали. Если это тебя утешит, – развел руками Питер и отвернулся к воде. – Офелия, иди сюда! Играть. Смотри, что покажу.
Он усадил пупса верхом на лошадь и продемонстрировал плавающей в стороне русалке.
– Ты еще и куклу мою ей отдал, – трагически простонала Агата. – Я тебя ненавижу.
– Ненавидь, – спокойно отозвался Питер, не оборачиваясь. – От этого зубы портятся. А кукла твоя ей не понравилась, вот.
Агата фыркнула, сложила руки перед грудью, но никуда не ушла. Затихла и с интересом принялась наблюдать за Офелией. Та снова подплыла к Питеру, высунулась из воды по плечи и крутила колесики коня.
– Видишь, человек может ездить на лошадке, – объяснял Питер. – Вот такие мы странные существа, да?
Похоже, русалочке больше нравилось изучать игрушки на ощупь. Питер подумал, что в воде невозможно найти что-то похожее на веревку и повращать колесо – и потому Офелия трогает и трогает гриву коня и вертит то одно колесико, то другое. И восторженно улыбается, сверкая мелкозубой хищной улыбкой. Когда Офелия осторожно потянула лошадку себе, Питер на мгновенье поколебался: не испортит ли? Не разгрызет?
– Офелия, – серьезно обратился он к русалке. – Это не еда, понимаешь? Я дам ее тебе, но мне она будет нужна обратно.
Русалка покивала, бережно принимая игрушку, и Питер разжал пальцы. Офелия нырнула, прижав деревянного коня к себе, вынырнула поодаль.
– Пирожок, ты зачем отдал?.. – ахнула Агата, но Питер показал ей кулак, и сестра послушно села обратно на скамью.
Офелия попыталась покатать лошадь по воде, но та заваливалась на бок. Русалочка растерялась, оставила игрушку, сделала несколько кругов около нее. Оглянулась на Питера, словно прося помощи. Тот опустился на колени, положил ладонь на воду, показал, как она погружается, покачал головой и оскалил зубы: «Нет». Потом повозил рукой по шероховатым плитам дорожки и покивал: «Да!»
– Ты что, ее понимаешь? – удивилась Агата, незаметно подошедшая к брату.
– Да, мы разговариваем, – важно ответил Питер. – Ее очень легко понять, если хочешь.
Тем временем Офелия с лошадкой в руках доплыла до островка с гротами. Она бережно поставила игрушку на край бетонной площадки, снова обернулась.
– Ага, – кивнул Питер. – Ты все правильно делаешь. Теперь повози ее.
Когда деревянные колеса коня зашуршали по берегу островка, Агата пришла в восторг:
– Ой, да она смышленая! Смотри – играет!
Она захлопала в ладоши, и этот звук напугал Офелию. Русалка оставила игрушку и с громким всплеском ушла под воду.
– Ну вот, – протянул Питер огорченно. – Спасибо, Агата.
– Извини. Я настолько удивилась, что не смогла сдержаться. Не думала, что она такая… не примитивная.
– Да она умнее тебя. Просто в ее мире нет того, к чему привыкли мы. Вот я и знакомлю ее с разными предметами, – гордо заявил Питер. – А папа ее все на подзыв тренирует. Будто она собака. А Офелия умеет играть, удивляться, у нее есть эмоции.
– Она так страшно открывает рот, будто готовится прыгнуть и отхватить тебе руку, – призналась Агата, поглядывая опасливо на водную гладь.
– Она так улыбается, – с укоризной произнес брат. – Больно нужно ей прыгать и кусать, сама подумай. Кто к ней с добром приходит, того она с добром и принимает.
Питер посадил пупса у ограждения и повернулся к сестре:
