А уж кто был абсолютно, запредельно счастлив, так это миссис Донован. Она порхала от одних журналистов к другим, щебетала с иностранцами, охотно фотографировалась, расписывалась изящными завитушками на входных билетах и сияла, как будто выиграла миллион в лотерею.
– Им понравилось, – уныло ответил Питер на вопрос друга.
Йонас зевнул и поежился. Ночи, в отличие от жарких дней, стояли прохладные и сырые.
– Вот и смотри, – произнес он. – Сколько вам Офелия за одну выставку заработала? Ну помимо бесполезных кубков, которыми разве что орехи колоть.
– Не знаю, Йон. Я не видел, что в чеке написано, – признался Питер. – Но кубков точно три. Всякие медали, ленты с надписями, дипломы с вензелями… Погоди. Ты думаешь, мой отец…
– Ах-ха. Станет на ней зарабатывать, – подытожил Йонас. – О вас во всех газетах пишут. Куда ни глянь – всюду твоя довольная рожа. Начнется учебный год – девки будут вокруг тебя стаями порхать.
– Тьфу на тебя, хрень какая-то! – фыркнул Питер. – Оно мне на фиг не надо!
– Вот увидишь. А родители теперь вас с русалкой по выставкам затаскают. Будете плясать, обеспечивать папе приток денег. Заодно и тебя куда-нибудь это… призвездят. Поселишься в телевизоре.
– Заткнись, а? – жалобно попросил Питер.
Оба надолго замолчали. Ночную тишину нарушало лишь далекое пение птиц и стрекотание кузнечиков в высокой траве. Лу деловито шарил по карманам куртки Питера, азартно попискивая. Йонас отошел в сторону и закурил. Миссис Палмер недавно уловила запах сигаретного дыма от пижамы сына, устроила ему допрос. Кажется, в версию, что Ларри курил рядом с выстиранным бельем, она не поверила. Питер рассказал об этом Йону, и тот теперь берег друга от запаха курева.
Порыв ветра зашумел листвой старой ивы, донес издали собачий лай. Лу вытащил из бокового кармана куртки кусок шоколадки, зашуршал фольгой.
– Лу, ты как мусорное ведро, – заметил Питер. – Ешь все, что съедобно или было съедобно, но испортилось.
– Или не было приколочено, – добавил Йонас.
Он прикопал окурок на берегу ручья, вернулся к Питеру.
– Расскажи про Офелию, – попросил Йон. – Как она после поездки?
– Она молодец, очень спокойная. Как вернулись, спряталась сразу, полдня не выходила. Потом приплыла покушать. Представляешь, эта проклятая помада и хрень для глаз до сих пор на ней держатся. Ей это не нравится, она лицо трет.
– Еще бы. Для нее это как нам присверлить рог на лоб, – вздохнул Йонас. – Миссис Отвратная Помада не догадалась ее отмыть после выступления?
– Да будет тебе, она выше всего этого. Чирик-чирик с судьями, фотографируйте меня, я звезда, бог-мой-мистер-Палмер-какой-успех! – скороговоркой произнес Питер, подражая интонациям миссис Донован.
– Идиотская затея – портить естественную красоту какой-то краской. Келпи какого цвета был?
– Буро-зеленый, а что?
– Я видел одного крашеного в цвет молодой листвы. Только он уже мертвый был.
– Тьфу! Вот зачем?
– Для потехи. Как и выставки эти сраные. Все, чтобы заработать денег. Народ на вас таращился, да?
– Угу. Как в зоопарке.
– «Самый юный дрессировщик нечисти из другого мира!» – нараспев произнес Йонас, воздев руки к небу.
Питер вырвал пук травы с корнями, метнул в него.
– Ты тоже читал эту уродскую статью?
– Ах-ха. Ну и хрень ты нес!
– Я и половину не говорил того, что там написано, – сквозь зубы сказал Питер, вытирая грязные руки об пижамные штаны. – Тем более то, что я мечтаю стать дрессировщиком оттудышей для королевской семьи!
Йонас захохотал, хлопая себя ладонями по коленям. Питеру захотелось встать и пойти домой, спать. Когда твой друг с самого начала встречи источает сарказм, удовольствия от такого общения мало. Особенно когда ты стараешься делиться с ним хорошим, а не ныть и жаловаться, как отвратительно ехать в кузове грузовика, торчать целый день под открытым небом, делать счастливое лицо и ни на минуту не забывать, что ты не развлекаться приехал, а поддержать существо, у которого ты единственный друг.
– Давай, ржи громче! Сейчас вся полиция графства сюда сбежится, – хмуро пробурчал Питер. – Дурак.
Смех оборвался. Йонас застыл, будто его ударили. Питеру стало неловко: безобидная же шутка, и что он так взъелся на Йона… Зашуршала под ногами трава, и фигура Йонаса растворилась в темноте. От ручья послышался тихий плеск, и Питер испугался не на шутку: «Вот куда его понесло? Что он делает-то?»
– Эй, Йон!
Ни звука в ответ. Мальчишка вскочил, подхватил пикси и фонарик, быстро зашагал к ручью. Тусклый луч света нехотя расталкивал тьму перед Питером, длинные зыбкие тени шарахались в стороны. С Йонасом никакая темнота не была страшна, но стоило ему просто отойти туда, где его не видно, страхи подступали к Питеру со всех сторон. Мальчишка споткнулся об кочку, едва не упал, и, если бы Лу не уцепился за край рукава, Питер бы точно его уронил.
– Йонас! – позвал он снова и замер, прислушиваясь.
Впереди что-то шевельнулось, и Питер посветил туда фонарем. Йон сидел на корточках у самой кромки воды, уткнувшись лицом в ладони. Как малыш, который играет в прятки, закрывая глаза и думая, что становится невидимым.
– Ты чего не отвечаешь? – сердито спросил Питер. – Я зову, зову…
– Да здесь я. Ты же велел заткнуться. И сам теперь орешь, – глухо прозвучало в ответ.
Питер встал за его плечом, посопел.
– Не будет при дворе Георга оттудышей, – помедлив, сказал он. – Король не станет держать рядом с собой врагов человечества. А обе принцессы любят собак и вообще выступают против жестокого обращения с животными.
– Ах-ха, с животными, – подчеркнуто произнес Йонас. – Я тоже животное, видимо.
– Какой-то ты не такой сегодня. Что случилось-то?
– Ничего. На себя смотри! – огрызнулся Йонас и плеснул себе в лицо полные пригоршни воды.
Питер ссадил пикси на землю, слегка толкнул друга в плечо.
– Слушай, я тебя жду каждый вечер, ночами не сплю только затем, чтобы прогуляться с тобой. Мы с Офелией пережили чертовски трудные сутки позавчера, я стараюсь говорить только о хорошей стороне…
Йонас обернулся так резко, что Питер отшатнулся. Таким злым Йон был только после ссор с теткой.
– Я еще раз скажу. Если ты опять не услышишь – ты тупой, честное слово! Ты так радостно рассказывал о том, как классно было танцевать с Офелией, какое это волшебное чувство, что забыл об одном: она тебе это волшебство дарит себе в ущерб! Баранья башка, вас затаскают по выступлениям! Не тебе, а ей бултыхаться по дорогам в гробу с водой, придурок! Ты понимаешь? Твой отец на ней хочет заработать, ему пофиг, сколько она при этом проживет! И ты – ты! – ему в этом поможешь!
