Миссис Палмер присела перед ним на корточки, и в без того тесной кладовой сразу закончилось место. Нет, мама Питера не была толстушкой, просто домашнее платье носила пышное и умела смотреть так, что, казалось, ее взгляд заполняет все вокруг. И не спрятаться.
– Сынок… – Голос мамы был мягок, взгляд полон любви и сочувствия. – Поговори со мной. Иногда нет ничего важнее, чем вовремя рассказать кому-то, что произошло. Питер, ты же не первый раз уходишь ночью. Сперва я думала, что ты по утрам бегаешь играть с Офелией и там пачкаешь пижаму в земле. Но ведь это же не так. Куда ты ходишь по ночам, милый?
– Гуляю, когда мне не спится, – гнул свое Питер.
– Питер, послушай… – Мама взяла его за руку, погладила запястье. – Бывает так, что кто-то требует с тебя деньги или дорогие вещи, угрожая избить тебя, или покалечить, или рассказать всем что-то, что ты скрываешь. Если с тобой произошло нечто такое, надо кому-то довериться. Иначе дальше будет только хуже. А лучше родных тебя никто не поймет.
– Мам… У нас пропадают деньги или вещи?
Она растерялась, моргнула, развела руками.
– Нет, конечно, но…
– Мне никто не угрожает.
– Может, ты влюбился?
Питер возмущенно фыркнул: вот еще!
Миссис Палмер, похоже, сдалась. Встала, расправила подол платья, разочарованно вздохнула.
– Милый, подумай, пожалуйста, над тем, что я скажу. Пропал твой друг. Никто не знает, что с ним случилось. Если произошло что-то нехорошее по вине людей, другие дети тоже в опасности. История может повториться. Под покровом темноты кто только не разгуливает по дорогам. Ты очень рискуешь, родной. Очень.
– Я тут как на привязи, – буркнул Питер и отвернулся.
– Я поговорю с папой, чтобы он разрешил тебе гулять и вернул велосипед.
Питер воссиял. Отлично! Днем можно и в Дувр сгонять к Йонасу! И он наконец-то купит для Офелии большой мяч и лошадку взамен семейной реликвии.
– Но это произойдет лишь в том случае, если ты расскажешь, где пропадаешь по ночам, – закончила миссис Палмер и ушла, оставив сына одного.
Мальчишка крепко зажмурился, застонал и ткнулся лбом в холодную стену.
«Йон, я не предатель, – думал он упрямо. – Я никому не скажу, где ты. Даже если мы больше не увидимся, и ты уедешь далеко-далеко, не попрощавшись. Я буду уверен, что ты мой друг. И что ты свободен. И что никто-никто не сдаст тебя в приют, не отдаст в тот жуткий институт, где издевались над русалочкой. И все будет как прежде. Никто не узнает твоей тайны. Ты где-нибудь поселишься, будешь чинить машины еще лучше, чем Стив. И растить сад, разговаривая с цветами. А я буду о тебе всегда помнить и иногда говорить с тобой, будто ты рядом. Будем обсуждать футбол у меня в голове. И на рыбалку ездить вместе. Я тут, а ты – где-то там. Только, пожалуйста, дружище, пусть все получится…»
Часы на запястье показывали три, когда пришел мистер Палмер и выпустил Питера из кладовой.
– Марш помогать матери накрывать на стол, – холодно и строго велел он.
– Ты меня выпускаешь, потому что гости, а не потому, что я прощен, да?
Это было больше утверждением, а не вопросом. Естественно, отец ничего не сказал. Питер потопал на кухню, где вкусно пахло жареной курицей, яблочным пирогом с брусникой, копченостями, что еще вчера вечером Ларри привез из Дувра, и специями. По пути попалась Агата со стопкой тарелок.
– О, ты без прически, – удивился Питер.
Сестра мотнула стянутыми в хвост волосами и прошла в гостиную, глядя мимо брата. Питер даже не удивился: правильно, бойкот должен быть бойкотом. В общем-то, все заслуженно. Если бы он был на месте родителей, он поступил бы с сыном точно так же: наказал за проступок и постарался бы выяснить, где его ребенок шатался ночью.
Пока Питер раскладывал столовые приборы и салфетки, он слушал, как на крыльце Ларри спорит с папой.
– У мальчишек свои секреты, – доказывал старший брат. – Самый возраст, чтобы наконец-то обзавестись тайнами.
– Ты таким не был, – возражал Палмер-старший. – Ты не сбегал по ночам!
– Правильно, потому что меня дед с бабкой воспитывали, как в девятнадцатом веке! – В голосе Ларри скользила издевка. – Верховая езда, танцы, три иностранных языка, этикет-этикет-этикет. «У тебя большое будущее, внучек. Золотая голова, идеальные манеры!» Вот потому я и закурил в день своего совершеннолетия. И вежливо, как учили манеры, послал бабку с ее танцами. Не давите на Пита, пап. Он вырос, его ваша опека душить начинает, как тесный воротничок. Больше контроля – меньше доверия. Вам сейчас надо с ним дружить, воспитывать уже поздно.
– Давай-ка ты будешь рассказывать мне, как растить детей, когда сам станешь отцом, – сдержанно ответил мистер Палмер.
– О, на это много ума не надо! Мы с Бетти думаем о женитьбе.
– Черт тебя дери, Лоуренс! Когда уже ты покажешь нам свою таинственную девушку?
Ларри захохотал так, что бишоны отозвались встревоженным лаем.
– Как только наглухо замурую дверь в кладовую! – отсмеявшись, проговорил он. – Не хочу просидеть там до конца жизни!
Через час начали съезжаться гости. Питер, наряженный в неудобный строгий костюм с пиджаком и длинными брюками, чувствовал себя клоуном. Брюки сползали, так как мальчишка умудрился сбросить за неделю пару килограммов, в пиджаке было невыносимо жарко. Гости, никого из которых Питер не знал, за исключением четы Фергюсонов, улыбались ему как маленькому, какая-то немолодая дама ущипнула за щеку. Тон, которым заговаривали с Питером, годился только для общения с дошколятами.
– Привет, милый мальчик! Как поживаешь? Как твоя чудесная подружка? Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
На последний вопрос Питер отвечал: «Серийным убийцей, если не возьмут в художники». Гости натянуто смеялись и старались поскорее переключиться на разговор со старшими. Странно, что Агату не заваливали дурацкими вопросами. Ну разве что пару раз спросили, не хочет ли она выступать с русалкой, как брат.
– Если я захочу сделать карьеру, я сделаю ее без помощи дешевых трюков, мэм, сэр, – сладенько прощебетала сестра в ответ. – Я не желаю привлекать к этому тех, кто еще в игрушки играет.
– О, вы разделяете точку зрения принцессы Елизаветы? – удивился один из мужчин с желтой гвоздикой в петлице фрака.
– Да, разделяю. Мне не нравится идея демонстрировать русалочьего ребенка в стеклянной банке всем желающим, – гордо объявила Агата, вздернув подбородок.
– У вас очень смелая дочь, мистер Палмер, – обратился ее собеседник к отцу.
– Обычные свойственные молодости маргинальные суждения, – вежливо улыбнулся Леонард Палмер. – Мистер Честер, заверяю вас, что это пройдет, когда Агата повзрослеет. Как и ее высочество.
За столом говорили о внешней политике короля Георга, оттудышах и новой разработке мистера Палмера – цистерне для перевозки «водных». Если про устройство цистерны Питер слушал с интересом, то две другие темы вгоняли его в тоску. По разговорам стало понятно, что все эти незнакомые леди и джентльмены – папины новые знакомые с выставки. Кто-то из Лондона, кто-то из Манчестера, кто-то из Лидса. И у всех были русалки. Но такой, как Офелия, не было ни у кого, потому гости с жадностью расспрашивали о ней. Отец рассказывал о русалке скучно и скупо, и Питер понимал, что он совсем ее не знает. Мальчишка мог бы рассказать куда больше и интереснее, но его не спрашивали, и он, как и положено благовоспитанному мальчику, молчал и ел овощное рагу с запеченной в меду и травах курицей.
