Агата всю дорогу до дома нудела, что Питер смердит как профессиональный чистильщик обуви. Когда брат ловко поддел ее вопросом, видела ли она чистильщика обуви хоть раз вживую, а не в черно-белом кино, сестра надулась и бубнить стала потише.
«Стоит ли раздувать такую драму из-за того, что какие-то придурки испачкали меня гуталином? – размышлял Питер, глядя в окно на проплывающие мимо равнины с пасущимися стадами коров и овец. – Голову помыть – несколько минут, а Агата может гундеть часами. Неужели ей больше нечем заняться, не о чем поговорить? С подружками она вряд ли мою голову обсуждает. А со мной – одни нравоучения. Раньше она не была такой противной. Если так люди взрослеют, то ну и дрянь же это ваше взросление. Но Ларри-то не такой зануда. Хоть и будущий адвокат. Может, зря говорят, что на адвокатов учатся только зануды?»
Шины серебристого «роллс-ройса» мягко зашелестели по грунтовой дороге: автомобиль свернул с трассы к усадьбе Палмеров. Исчезли бескрайние луга, скрытые за зелеными насаждениями и деревенскими домами, с гвалтом помчались за машиной грязные и покрытые колтунами местные собаки. Питер улегся на заднем сиденье во весь рост и сквозь прикрытые веки расслабленно принялся наблюдать, как сменяют друг друга светлые и темные пятна на потолке авто. Когда светлые блики пропали совсем (солнце закрыла аллея из вековых дубов и кленов), Питер медленно досчитал до двенадцати. И как раз на счет «двенадцать» машину слегка качнуло: они прибыли домой.
Питер вышел из авто, помахал рукой Тревору и помчался к дому по дорожке, мощенной белым камнем. Надо было помыть голову, пока Агата не наябедничала маме.
– Здорово, Пит Щас Мимо Пролетит! – окликнул его со стороны цветника звонкий голос.
Так рифмовать его имя мог только один человек в мире – самый близкий друг Питера, Йонас Гертнер. Конечно, Питер тут же остановился и замахал рукой:
– Привет! Ты чего там делаешь?
Из зарослей, образованных мамиными розами и клематисами, выбралась худощавая фигура в синем рабочем комбинезоне на голое тело и дурацкой красной бейсболке, венчающей нечесаную копну светлых волос. Йонас прищурил зеленые, как у кошки, глаза, снял с правой руки перепачканную в земле перчатку и протянул ладонь Питеру.
– Держи привет, – слегка растягивая гласные, произнес он. – Ночью в саду кой-чего попортило, шпалеры завалились. Вот чиню.
– А меня гуталином намазали, – усмехнулся Питер. – Бегу отмываться, пока не разразилась буря посильнее ночной.
– Ах-ха, миссис Палмер могет! – расхохотался Йонас. – Давай я воды из пруда черпану, и мы тебя в два счета в ведре отмоем? Только сперва я прилажу эту хреновину на место.
Он подмигнул Питеру и снова нырнул в розовые заросли. Мальчишка в очередной раз удивился способности друга лазить в самые дебри колючих кустов и выбираться обратно без единой царапины. Как-то Йонас сказал ему, что он настолько страшный чувак, что шипы на стеблях в ужасе втягиваются при виде него. Питер почти поверил.
– Я переоденусь, и… – Питер запнулся: идея утащить воды из пруда и приурочить к этому рассказ про девчонку показалась ему отличной. – И это, вернусь. Ты меня тут дождись, не уходи.
– Ах-ха, – донеслось из колючих джунглей.
Через пять минут Питер в шортах до колен, старенькой серой рубахе и кедах с вытертыми до потери цвета носами уже помогал Йонасу прилаживать на место последнюю шпалеру.
– Пит, держи ровнее, – прикручивая раму толстой проволокой к столбу, распоряжался Йонас. – Потерпите, ребята. Сейчас мы тут доколдуем – и вам снова будет хорошо. Эй, Фламментанц, ветки вверх! Вилли, чего разлегся? Сейчас я тебя подсажу, погоди минутку.
Манера тринадцатилетнего Йонаса разговаривать с цветами как с приятелями Питера уже давно не удивляла. Он как-то сразу привык к странностям юного беженца с материка. Йон появился на пороге дома Палмеров три года назад: худой, чумазый, остроносый и веснушчатый, в одежде с чужого плеча и с тощим рюкзаком.
– Здравствуйте, – очень спокойно и вежливо проговорил он. – Меня зовут Йонас Гертнер, и я ищу работу. Умею ухаживать за растениями и плотничать. Я сирота, прибыл с той стороны пролива. Документы в порядке, я зарегистрировался. Живу в этой деревне с теткой. Вот…
Миссис Палмер сказала «да», только услышав о растениях. Мистер Палмер долго изучал протянутые мальчишкой бумаги – одну потрепанную, облепленную разноцветными печатями и штампами, вторую новую, только на днях выданную. Агата и Питер исподтишка рассматривали гостя, Ларри на правах почти взрослого смотрел на мальчишку прямо и что-то спрашивал про…
– Пит, молоток подай, – прервал поток воспоминаний Йонас. – И пару гвоздей. Вон тех, ах-ха. И чего молчишь? Кто тебя гуталином угостил?
– Да пара придурков, – вяло отмахнулся Питер, протягивая Йонасу молоток с гвоздями. – Обычные школьные разборки.
– А я бы им сумки поджег за такое, – приколачивая раму шпалеры на место, произнес Йонас. – Или на разлитую краску усадил.
Питер вздохнул и промолчал. «Я бы» он не любил. Звучало как мораль. Хорошо, что Йонас никогда не говорил, что надо быть сильнее, круче, давать в нос за любую провинность и все такое. Но его «я бы», хоть было и мягче, тоже царапало. Хорошо говорить, когда ты легкий, шустрый, проворный и бегаешь быстрее всех в округе.
– Ну вот и все. Пошли твою башку отмывать?
Йонас соскочил с приставленной к шпалере лестницы, прищурился от солнца. Приставил ладонь ко лбу козырьком, оглянулся в сторону дома.
– Мистер Палмер дома?
– Вроде нет, – неуверенно протянул Питер. – Разве что где-то в кабинете. Я его не видел, пока бегал туда-сюда.
– Ах-ха. Тогда берем ведро – и за дом! Кто вперед до сарая?
И они вдвоем припустили по дорожкам между островами цветов. Бежали нечестно: Йонас поддавался, уступал Питеру. Питер старался изо всех сил, несся, едва успевая под ноги смотреть. Марафон до сарая он, конечно, выиграл.
– Ты победитель – тебе и ведро тащить! – расхохотался Йонас.
Питер нагнулся, вытянул из-под полки ведро. «А если отец дома? Увидит, что я у пруда – голову открутит, – подумал он. – Как-то надо Йона упросить. Ему точно ничего не будет».
– Слушай. Стащи ты воды, а?
– Дрейфишь? – насмешливо протянул приятель.
Перевернув ведро, Питер уселся на него, как на табурет. Поглядел на перепачканного землей Йонаса, сделал очень серьезное лицо. Как делает отец, когда они с Ларри обсуждают какие-нибудь бумажные дела.
– Я тебе сейчас такое расскажу, что ты тоже сдрейфишь, – многообещающе начал Питер. – Но сперва скажи, что ты знаешь о русалках?
Йонас стащил с головы бейсболку, крутанул ее на пальце. Перехватил за алый козырек, хлопнул о колено. Прошелся по сараю, потрогал педаль висящего на стене старого велосипеда Ларри.
– Мало знаю, – после долгой паузы сказал он. – Они в воде живут. То, что у них хвосты, – не факт. Морские с хвостами, да. А те, что речные, – у них ноги есть. Но от воды далеко они не отходят. Они как медузы. Вода их питает, на суше они беспомощны и больше часа не могут.
