– Он всегда производил прекрасное впечатление, – согласилась вдова пронзительным, но абсолютно бесстрастным голосом.
– Мы выдали ему чековую книжку – она сейчас в ваших руках, – продолжал Фогель, – и проинформировали, что открываем депозитный счет на пять тысяч франков. Мы приняли у него письмо из Женевы с его подписью и показали ему письмо, присланное нам. Больше я его не видел. – Банкир скорбно вздохнул. – Конечно, господин Мартинели снимал деньги со счета, чтобы заплатить задаток за квартиру. Но, видимо, уезжая из дома, из Ла Роша, он взял с собой какую-то сумму наличными, потому что он ни разу не приходил в банк и не получал деньги по чеку.
– Он всегда таскал с собой кучу денег, – подтвердила госпожа Мартинели.
– В следующий раз он связался с нами двадцать первого числа: позвонил и сказал, что нездоров. У нас сложилось впечатление, что речь идет о чем-то незначительном, вроде летней простуды. Господин Мартине-ли сказал, что передумал оставаться в городе и поедет домой.
Госпожа Мартинели не сводила с банкира взгляда.
– Фелбер договорился о встрече, – продолжал Фогель, – и отправился сюда после обеда. Он принес деньги в чемоданчике, специально предназначенном для транспортировки наличных. Вся сумма, по просьбе господина Мартинели, состояла из крупных купюр: по пятьдесят и сто франков. В квартиру Фелбера впустил Шмид. Я позже попросил его описать мне слугу господина Мартинели. Так вот, это высокий худощавый средних лет мужчина, типичный швейцарец из германоязычного кантона. – Фогель улыбнулся. – Фелбер отметил, что Шмид больше похож на крестьянина, чем на слугу. Загорелый, волосы требуют стрижки. Все время убирал их со лба – они падали на глаза. Еще он показался Фелберу несколько развязным, но он очень хорошо заботился о господине Мартинели, а тот, по всей видимости, очень ему доверял. Шмид достал чековую книжку господина Мартинели и устроил блокнот у него на коленях прямо в постели. Но Фелбер говорит, что ваш муж не показался ему не больным, скорее усталым.
– Возмутительно! – с негодованием воскликнула госпожа Мартинели.
– Видимо, этот Шмид неплохо знал свое дело – Фелбер обратил внимание, что все было в полном порядке: в квартире чисто, аккуратно, прохладно. Тогда тоже стояла жара – даже хуже, чем сейчас. Солнце палило, как в пустыне, а в воздухе висело душное марево, но господин Мартинели, казалось, чувствовал себя вполне комфортно. Он заполнил чек и вручил его Фелберу, а тот передал ему наличные. Господин Мартинели пересчитал их, и Шмид сунул их в ящик письменного стола. Фелбер ужаснулся такому обращению с деньгами и предложил воспользоваться сейфом внизу – обычно в таких домах есть сейфы. Но ваш муж рассмеялся и сказал, что наличные недолго пробудут у него.
Выражение лица госпожи Мартинели не изменилось – словно ей рассказывали о малознакомом человеке. По крайней мере, подумал Граф, она не притворяется расстроенной.
Фогель, видимо, заскучал и поторопился закончить свое эпическое повествование:
– Затем господин Мартинели сказал, что отправляет Шмида назад в Шпиц – поручает ему закрыть дом, оплатить счета и устроить распродажу имущества. Остальное вы знаете, госпожа Мартинели. Больница получила от вашего мужа две тысячи франков наличными. Там высчитали свои расходы, а небольшой остаток и еще шестьдесят с чем-то франков, оказавшихся в кошельке вашего супруга, передали вам. Рискуя показаться навязчивым, я еще раз повторяю – не тревожтесь о двух с половиной тысячах. Наверняка, из этой суммы были сделаны выплаты доктору и Шмиду. Вряд ли вы сможете претендовать на какую-нибудь часть этих денег.
С чувством хорошо выполненного долга банкир поднялся, Граф и госпожа Мартинели тоже встали. Фогель взял свой портфель и шляпу. Госпожа Мартинели пожала ему руку.
– Я очень обязана вам. К сожалению, я не могу остаться и навести справки, потому что если я не уеду сегодня вечером, то смогу заказать обратный билет лишь через две недели. Но мне хотелось бы попросить господина Графа связаться с госпожой Шафер. Вдруг она знает что-нибудь об этом.
– Боюсь разочаровать вас, но она скорее всего не слышала, куда господин Мартинели вложил эти две с половиной тысячи, – вздохнул Граф.
Фогель удалился, сочувственно взглянув на Графа. Госпожа Мартинели нагнала банкира в дверях и вместе с ним вышла из комнаты. Когда она вернулась, ее сопровождала невысокая смуглая девушка. Та, должно быть, дожидалась в комнате прислуги рядом с кухней.
– Это моя сводная племянница, господин Граф, – произнесла госпожа Мартинели, – Люсет Дион.
Граф пожал руку госпоже Дион – симпатичной юной особе. Ее собранные в узел прекрасные темные волосы открывали безупречной формы шею, лучистые глаза невольно притягивали взгляд, а чуть тронутые коралловым румянцем щеки моментально вызывали ассоциацию с персиками. Конечно, с годами все это уйдет, но обаяние и бьющая через край жизненная сила останутся при этой женщине до глубокой старости.
Очевидно, Люсет пошел бы любой костюм – в том числе и подобающее черное одеяние, – но траура она не носила. Легкое ситцевое платье сидело на девушке как влитое, хотя купили его, видимо, по случаю. Похоже, это был ее лучший наряд. То же относилось и к коричневым туфлям-лодочкам, и к маленькой украшенной цветами шляпке, и к клетчатому жакету, который она зачем-то принесла с собой.
Госпожа Дион подняла на Графа печальное, серьезное лицо, и он так же серьезно взглянул на нее с высоты своего роста.
– Ты упаковала свой чемодан, Люсет? – сухо поинтересовалась госпожа Мартинели. – Я хочу выехать пораньше, чтобы устроить тебя в Христианской ассоциации, до того как сяду в поезд. Правда, может, господин Граф сумеет объяснить тебе, как глупо одинокой девушке оставаться в Берне. Подумать только, жить в городе, где еще три года назад с помпой принимали это немецкое чудовище, этого кайзера!
– Но, тетя Женевьева, я же говорила вам, что не собираюсь ночевать в Берне. Сегодня вечером я еду в Шпиц. У меня есть билет до Туна, – спокойно возразила девушка.
Госпожа Мартинели молча смотрела на нее.
– Я поеду на похороны дяди Говарда, – продолжала госпожа Дион. – Не могу поступить иначе – нужно, чтобы хоть кто-то проводил его в последний путь.
– Кажется, ты забываешь, что он, по всей видимости, именно этого и не хотел! – отчеканила госпожа Мартинели.
– Он просто очень не любил суеты. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое. – Голос госпожи Дион предательски задрожал.
Граф подумал, что девушка очень нервничает, но прекрасно владеет собой. Госпожа Мартинели тоже превосходно контролировала свои эмоции, но ее отношение к сводной племяннице проявлялось в визгливых нотках и без того пронзительного голоса.
– Как будто у меня и без того мало забот!
– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Со мной все будет в порядке, – заверила Люсет.
– Ты задумала это еще в Женеве! Ты знала, что я не взяла бы тебя, если бы поняла, что ты собираешься остаться!
