– На моей шляпке слишком много цветов.
– Разве три – это слишком? – Граф посмотрел на ее головной убор, состоявший – на его взгляд – только из этих цветочков, и недоуменно пожал плечами.
– У них только по одному, – пояснила девушка.
– А зачем вообще нужны цветы?
– Это означает, что женщина отдыхает от забот. Радуется жизни.
– Любопытно.
Когда принесли напитки и канапе, Люсет сообщила, что дядя Говард всегда отмечал пользу от вовремя выпитой рюмочки кирша.
– И госпожа Мартинели тоже так считала?
– Она вообще не употребляет спиртного.
– Какая женщина!
– Я вижу, господин Граф, вы считаете, что я отношусь к ней ужасно, но я просто не выношу людей, которые говорят и поступают не так, как думают. Она, например, всегда подкрашивает волосы.
– Машинально?
– Нет, конечно. Ей их подкрашивают в парикмахерской. Но она утверждает, что никогда об этом не просила. А когда седина стала слишком заметной, тетя заявила, что в парикмахерской ей моют голову специальным шампунем, который «проявляет натуральный цвет»! И никакой седины у нее нет.
– Какое лицемерие! – Граф задорно улыбнулся. – Молодость жестока, хотя имеет на это моральное право. – Госпожа Дион рассмеялась. – Но ваша тетушка – не бесчувственный манекен. Люди могут подавлять в себе эмоции, называя самообладанием то, что когда-то ценилось очень высоко.
– Не думаю, что тетя Женевьева может испытывать хоть какие-то эмоции.
– Вы ошибаетесь.
Люсетт Дион отпила глоток вина, потом задумчиво проговорила:
– Нет, я знаю ее достаточно хорошо.
– Неужели? Но то же самое могли бы сказать и ее друзья в Ла Роше, однако их мнение отлично от вашего.
– Вот уж кто ее не знает, так это они!..
Граф расплатился и предложил госпоже Дион:
– Пойдемте, Балли ждет вас.
Свернув на Кохенграссе, они добрались до площади перед Бернским казино – замечательным зданием в стиле позднего барокко. Люсет с искренним интересом стала рассматривать эту «обитель порока», но тут к ней и Графу устремился коренастый молодой человек с коротко подстриженными волосами и в самой что ни на есть гражданской одежде. Не обращая внимания на Графа, он шагнул к Люсет и крепко сжал ее руку чуть повыше локтя.
– Удалось все-таки, милая!
– Как видишь, Франц. – Она мягко освободилась от крепко державшей ее руки. – Я хочу познакомить тебя с господином Графом. Он проявил такое участие к моей судьбе, что я рассказала ему про наши планы.
Юный Балли гордо вскинул голову, церемонно кивнул Графу и холодно произнес:
– Благодарю.
Присутствие Графа, очевидно, рассердило юношу – Балли нахмурился, хотя тридцатисемилетний штатский вряд ли мог стать его соперником. Граф, проявив корректность и такт, одарил избранника Люсет дружелюбной улыбкой.
– Очень рад с вами познакомиться. Но мне пора. Счастлив оставить госпожу Дион в надежных руках.
Уходя, он оглянулся. Спутник Люсет настойчиво тянул ее ко входу в кафе…
Дома Граф принял ванну и, заметив из окна, что Антуан закончил поливать внутренний дворик – теперь от влажных листьев и травы поднимался свежий запах зелени, – потянул Мартина на прогулку. Это означало надеть на кота ошейник, пристегнуть к нему поводок и, продев в петлю руку, сунуть ее в карман. Затем Граф, как обычно задумавшись, долго бродил вокруг маленькой копии мраморной Афины, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на кусты бирючины и форситии, на встроенную в стену нишу с фонтаном или оценить состояние дерна на газоне и краску на паре деревянных стульев.
В такие минуты он совершенно забывал о Мартине, не обращал на него внимания. А тот, по обыкновению не понимая, зачем ему поводок и ошейник, начинал прогулку, резвясь словно неразумный котенок. Но стоило слегка призвать к порядку кота, как он тут же опрокидывался на спину и, вцепившись лапами в поводок, принимался теребить и покусывать его. Почувствовав, что его – в такой неудобной позе – тащат по земле, кот возмущенно вскакивал, мчался стрелой вперед, резко останавливался и вновь кидался на землю для очередной схватки с ненавистным поводком.
Антуан всегда неодобрительно относился к этим прогулкам. Вот и теперь он появился в дверях, выходивших во двор, и уставился на прогуливающуюся парочку.
– Этот кот скорее сломает себе спину, чем научится ходить на поводке, – проворчал он.
– Чему научится? – Граф рассеянно обернулся и взглянул на своего мохнатого любимца.
– Его ужин готов.
– Можете забрать Мартина, – разрешил хозяин. Антуан подхватил кота, а Граф тем временем добавил: – Я поужинаю здесь, на открытом воздухе. Сейчас гораздо прохладнее.
– Вам помешает междугородный звонок, – мрачно заметил Антуан.
Оторванный от приятных мыслей об обеде, недовольный Граф бросился в дом и помчался по лестнице наверх, в кабинет, схватил трубку:
– Шваб?
– Он самый. Только сейчас смог оставить свой пост. Минуту назад Шмид и еще двое парней поехали к дому Мартинели: он специально мотался за ними в город. Один – страховой агент, другой – из фирмы по торговле недвижимостью. Осматривают дом, по-видимому, пытаются продать его. Я заглядывал туда, пока Буше обедал – неподалеку от места, где мы остановились. Думается, что через пару лет владения Мартинели заселят привидения.
– Почему же?
– Потому что его никто не купит. Дом стоит на отшибе, в конце дороги, там практически никто не ездит, так что скоро все зарастет травой, а дом облупится. Поселятся в нем птицы да сквозняки. Потом… дому конец.
– Тебе не нравится это место? Говорят, оттуда отличный вид на озеро и горы…
– Мне, как и каждому нормальному человеку, не нравится любое заброшенное место, хоть в столице, хоть в крохотном городке с видом на озеро. Я не рыбак и не скалолаз.
– Слава богу, что вы все же туда добрались.
– Да. Мы прикатили сюда – я имею в виду Шпиц – нынче утром, где-то в начале десятого. Буше за рулем, я спал… А теперь выслушайте меня и не перебивайте. Я договорился с телефонисткой, но не стоит злоупотреблять ее любезностью.
– Рассказами о доме с привидениями.
– Ну, я полагал, вам будет интересно представить усадьбу Мартинели. Обычный дом. Перед ним – дворик с кленами, сбоку – дубы и вязы, трава неухоженная. За домом – фруктовый сад, расположенный на склоне. Каменная ограда…
– Понял. Короче.
– Ладно. Если с самого начала, то мы прежде всего навели справки на станции в Туне. В июне там чужие не околачивались, тем более, на личных автомобилях, значит, Шмид солгал… Потом мы отправились в Шпиц – приятный маленький городок в бухте, но по побережью от него уходит несколько дорог. Мы не смогли бы держать Шмида под присмотром, если бы не нашли пансион – довольно дрянной, надо сказать, – на самом краю города. Каждый раз, когда Шмид выезжает в город, ему приходится проезжать мимо него. Сняли две комнаты на втором этаже… Буше отсыпался весь день. Я устроюсь отдыхать сразу после ужина, но попрошу разбудить меня пораньше, чтобы Буше еще немного вздремнул утром. К похоронам – они назначены на два часа дня – мы оба должны быть в форме. Думается, наш приятель собирается исчезнуть отсюда сразу после церемонии… Мы увидели его еще до того, как сняли комнаты, – возле почты, куда я зашел ознакомить любопытствующих со своей легендой и попросить пересылать нам корреспонденцию. Буше тем временем оставался в машине. Шмид не должен его видеть; если нам придется разделиться, то следить за ним станет Буше… Мне наш субъект понравился – славный такой малый, типичный неуклюжий крестьянин, загорелый, светлоглазый, со взлохмаченными, кое-как обкромсанными волосами. И одет подходяще: потрепанный костюм, поношенная, но свежая рубашка, без шляпы. Машина – раритетный «турикулум». Шмид заходил в соседний магазин за газетой. Дежурная на почте сказала, что парень приехал из Берна ночным экспрессом, утром 22 июля. Задержался в городе, чтобы оплатить счета и запастись съестным; при этом рассказал, что хозяина положили в больницу, и предъявил в банке письмо Мартинели с указанием оформить возможную продажу дома… Буше считает, что Шмид вовсе не простак, скорее прикидывается. Конечно, он разглядывал его издалека, но все равно решил, что это загадочный и неоднозначный человек.
